Недожитая жизнь - [12]

— Как ты себе это представляешь? — Айсе снова встала и подошла к окну.

— Ну да, после твоего ухода Кристиан расспрашивал о тебе. Он был довольно любопытен.

— И что ты ему сказала? — Айсе нервно прикусила запястье. Она слышала, как Сезен поправила за спиной подушку и глубоко вздохнула.

— Я сказала, что он рискует жизнью, если подойдет к тебе слишком близко.

— А что с Зиги? Они действительно не дружат между собой, или?..

— Я спросила его о Зиги, но это, похоже, было ему неприятно. Он сказал, что они уже давно знают друг друга. Быть в группе Зиги все равно что быть в плену какой-нибудь секты или вроде того.

— Ты еще что-нибудь разведала?

— К сожалению, ничего. — Сезен зевнула в трубку.

Айсе увидела мигание огней самолета, взмывающего в небо.

— У тебя окно тоже открыто?

— Да, — сонно сказала Сезен, — я вижу звезды.

— А самолет ты тоже видишь? — спросила Айсе.

— Да. Он взлетает.

— Теперь он исчез.

— И у меня тоже.

* * *

На следующий день Айсе и Сезен на перемене тотчас же помчались на третий этаж и заперлись в кабинке. Сезен великодушно уступила ей камеру. Они свесились из окна. Кристиан стоял внизу во дворе рядом с Пробором, Паулем и Зиги.

Айсе навела объектив на Кристиана и с помощью трансфокатора[5] медленно приблизила его лицо. Говоря что-то Зиги, он отчаянно жестикулировал, Айсе видела его увеличенный объективом рот, вытянутую шею и адамово яблоко, в ритме речи двигавшееся вверх и вниз. Но вдруг Кристиан резко повернулся и пропал из видоискателя. Айсе снова поймала его в поле зрения, последовала за ним наискось через двор, точно охотник за своей добычей.

— Он ищет тебя, — хихикнула Сезен, — он отчаянно ищет тебя.

Каждый раз, когда Айсе нажимала на спуск, это было похоже на то, что она, без ведома Кристиана, навсегда замораживает какую-то его часть и присваивает себе. Мало-помалу она-таки расправилась с ним. На экране была последовательность каждого движения, и теперь Айсе могла по своему усмотрению превращать его в изображение. Айсе смеялась. Она так далеко высунулась наружу, что Сезен пришлось втянуть ее обратно.

— Будь начеку, чтобы он тебя не увидел, — сказала она и в конце концов вообще оттащила ее от окна.

В классе стояла такая тишина, что можно было слышать, как скользят ручки по бумаге да тихо щелкает клавиатура портативного компьютера Маттео. Айсе с Сезен сидели в самом заднем ряду, и в то время как повторно проходящая программу учебного года Сезен уже пол-урока напряженно и неотрывно работала над своим сочинением, Айсе праздно покусывала ручку и наблюдала, как Маттео сосредоточенно смотрит на экран.

Когда ученики были чем-то заняты, он писал свой роман. Маттео был любимым учителем не только Айсе, у него была целая стая поклонниц из числа школьниц, бросавших в его сторону влюбленные взоры. «При этом он держит ухо востро», — однажды услышала Айсе насмешливое замечание одного парня, когда в вестибюле Маттео проходил мимо группы девчонок, которые возбужденно шушукались и хихикали у него за спиной. Айсе еще ни разу не слышала, чтобы он на кого-то повысил голос, а если кто-то мешал занятиям, Маттео обычно отворял дверь и просил того покинуть помещение, как будто был слишком утомлен, чтобы нервничать.

О его личной жизни было известно лишь то, что несколько лет назад у него умерла жена и что с той поры он живет бобылем. Ездил Маттео на старой темно-зеленой малолитражке, «на металлоломе», — говорили они и посмеивались над ним. Однако в душе каждый хотел оказаться в его классе, потому что его считали самым клевым из всех учителей, и многие летом[6] с завистью наблюдали из окна, как он проводил урок во дворе под каштанами. Иногда Айсе и Сезен пытались представить себе, как он живет.

— В какой-нибудь студенческой квартире, где со стен отваливается штукатурка, — предположила Сезен.

У нее набралась уже целая коллекция его фотографий. Маттео, садящийся в автомобиль, Маттео, стоящий на перекрестке, с сигаретой в уголке рта.

Однажды после занятий Айсе и Сезен последовали за ним с фотокамерой; с безопасного расстояния они наблюдали, как он бесцельно блуждал по улицам, пока в конце концов не скрылся в каком-то баре. Сезен его еще и через окно сфотографировала. Расплывчато, потому что лил дождь, было видно, как он сидит у стойки бара. Сезен размножила фотографию и один снимок подарила Айсе.

Маттео закатывал рукава рубашки до самого локтя и расстегивал две верхние пуговицы у ворота, так что Айсе могла видеть черные волосы на его груди. Он протер глаза, откинулся на спинку стула, вытянул вверх руки и сладко зевнул. В этот момент их взгляды встретились, и он, будто это она оказалась застигнутой за этим занятием, ободряюще улыбнулся Айсе, словно ему было жаль, что она вынуждена сидеть здесь, в этой душной комнате. Айсе быстро опустила голову. Внезапно ей пришли на память строки, которые когда-то Ата прочитала ей вслух из какой-то книги и которые она иногда вполголоса напевала, словно песенку, засевшую у нее в голове и сопровождавшую ее повсюду, и вместо сочинения она написала:

Она сама и птица, и гнездо,

и взмах сама, сама же и перо,

сама и воздух, и сама полет,