Недостойный - [23]

Она коснулась затылка Себа и запустила пальцы в его волосы.

— Это она мне улыбнулась, — подчеркнул Себ, — но остальное правда.

Полина посмотрела на Мию и закатила глаза.

— И сколько уже времени прошло? — спросил я.

— Почти восемь лет, — ответила Полина. — Я только что закончила тогда юридическую школу.

— А вы? — поинтересовался Себ. — Как вы двое встретились?

— О, мы не… — начала Миа.

— Мы не вместе, — уточнил я.

Они рассмеялись.

— Вы серьезно? — пораженно воскликнула Полина.

— Мы друзья, — спокойно отозвался я.

— Я вам не верю, — заявил Себ.

— Moi non plus[14].

Полина улыбнулась.

— Но это правда.

Миа посмотрела на нее, и Полина перестала смеяться.

— Мы просто предположили.

— О, не вы первые, — усмехнулся я.

Миа принялась убирать со стола, Полина ей помогала. Пока они разговаривали в кухне, Себ наклонился ко мне.

— Mais pourquoi?[15]

Он спросил так, будто я ненормальный.

— C’est ma faut, — отозвался я. — Je sais pas[16].

Он долго смотрел на меня, потом покачал головой.

Когда они ушли, я стал мыть посуду, а Миа сидела за стойкой, приканчивая вторую бутылку вина. Потом я почувствовал ее у себя за спиной. Руки у меня были погружены в теплую воду. Она обняла меня за талию. Крепко прижала к себе и поцеловала в шею.

— Миа…

Она прижалась к моей спине щекой. И мы стояли так: она обнимала меня за талию, мои руки оставались в воде.

По пути домой ко мне вернулось ощущение изолированности, того телесного одиночества, которое охватывало меня каждую зиму. Как будто мне сделали инъекцию холодного и вязкого вещества. Я чувствовал, как оно распространяется по мне, тяжело оседая в центре груди, собираясь там. Оно было горьким, опустошающим и пугало меня.

Время от времени я встречал Мари в коридоре, и она бросала на меня многозначительный взгляд. В те первые дни школьного года, проходя мимо нее в коридорах, я встречался с ней взглядом и испытывал легкий всплеск желания. Ничего больше. Я не думал о ней и подвергался не слишком большому искушению. Мари дулась, встряхивала волосами и выпячивала грудь. Она приобрела манерность женщины более старшего возраста, более уверенной, а это ничуть меня не привлекало.

Утром четвертого октября я стоял на платформе станции метро «Одеон», дожидаясь своего поезда. Было почти восемь. Вокруг переминались люди, читая газеты, поглядывая на часы.

Прошло, наверное, минут десять, когда подошел мужчина моего возраста. Поезда в тот день ходили реже обычного.

— Pardon, — обратился ко мне он. — Excusez-moi, çа fait longtemps que vous attendez?[17]

Oh был повыше меня, в костюме, в черном пальто, вокруг шеи дважды обмотан серый шарф. Его внешний вид меня сразил. Всё на месте. Всё продумано. До переезда в Париж это качество ассоциировалось у меня с элегантными женщинами. Я восхищался парижскими мужчинами, их аккуратностью, вниманием к деталям.

Он был чисто выбрит, в квадратных очках в тонкой оправе. Волосы коротко подстрижены, с полдюйма длиной.

— Dix minute environ[18], — ответил я.

Он меня поблагодарил, посмотрел на часы и выпустил воздух сквозь плотно сомкнутые губы — международный жест признания, что жизнь такова и всегда будет такой. Затем послышался звук приближающегося поезда.

— Le voila[19].

— Enfin[20].

Поезд влетел на станцию. И в эту минуту я почувствовал позади себя слева движение. И через секунду этого мужчину бросило вперед. Несущийся поезд с тупым приглушенным звуком столкнулся с его телом, и мужчина исчез.

Кто-то закричал. У меня потемнело в глазах. Я мгновенно шагнул назад, обернулся налево и увидел крупного, изможденного мужчину, стоящего в одиночестве. Наши взгляды встретились, мы смотрели друг на друга не мигая. Я не шевелился. Он кивнул мне, словно я каким-то образом в этом замешан, повернулся и пошел к выходу. Я смотрел, как он уходит, и представлял, как валю его на землю подсечкой.

Позади я услышал приближавшийся с другого конца платформы топот. Кто-то пробежал мимо меня и врезался плечом в спину мужчины. Снова кто-то закричал. Я ничего не сделал.

Вскоре станцию заполонили полицейские. Я обливался потом. А потом я увидел Гилада, он стоял один. Ждал того же поезда. Смотрел, как я к нему приближаюсь. Я остановился перед ним.

— Ты это видел?

— Да, — прошептал он.

— Идем, — велел я.

Мы дошли до Люксембургского сада и сели на скамейку под деревьями. Вокруг ни души, только очень холодно. Меня тошнило. Я позвонил в школу и объяснил, что случилось, что меня не будет, что мне потребуется замена, что со мной Гилад, что он пропустит занятия, что метро какое-то время не будет работать.

Я не знал, что делать дальше, поэтому мы сидели вдвоем в холодном парке и молчали. Я всё представлял этого мужчину с его серым шарфом, изящными очками и безупречной одеждой. Хотя я не видел его ногтей, я думал и про них. Уверен, они были с аккуратным маникюром.

— Çа fait longtemps que vous attendez?

— Çа fait longtemps que vous attendez?

— Çа fait longtemps que vous attendez?

— Le voila.

Интересно, разбились его очки или нет? Я снова и снова видел его смерть. Слышал звук сбиваемого поездом тела. Такой звук бывает, когда на бетонный пол падает тяжелый вещевой мешок.