Недолгое правление Пипина IV - [4]

Шарль указал племяннику на бархатный занавес, а сам быстро завершил продажу шкатулки для косметики эпохи Людовика Пятнадцатого пожилой туристке, для которой практической ценности шкатулка уже не имела. Он закончил торг, не снизив цену, а, наоборот, внезапно подняв ее, и это убедило даму, что покупать надо немедленно, иначе она ее не получит вовсе. Шарль с поклоном выпроводил покупательницу из галереи, запер входную дверь и вывесил помятую карточку с надписью «Закрыто на обновление». Затем он и сам прошел за бархатный занавес и поздоровался с племянником, мерившим шагами комнату.

— Ты встревожен, дитя мое, — сказал он. — Присаживайся, присаживайся, сейчас я налью тебе немножечко коньяка от нервов.

— Я в бешенстве, — объявил Пипин, но тем не менее сел и от коньяка не отказался.

— Мари? — осведомился дядя Шарль. — Или Клотильда?

— Мари.

— Деньги?

— Деньги.

— Сколько?

— Я пришел не занимать.

— Значит, ты пришел, чтобы пожаловаться?

— Вот именно, пожаловаться.

— Недурная идея. Это снимает всякого рода напряжение. Домой ты вернешься в исправившемся настроении, а значит, и как муж ты будешь более приемлем. Ты хочешь пожаловаться на что-то конкретное?

— В земную атмосферу совершенно непредвиденно вторгся метеорный дождь. Мой фотоаппарат не способен… Ну, словом, мне нужен новый аппарат.

— И притом дорогой, а Мари против?

— Вы отлично уяснили ситуацию. Обиженное лицо, вид оскорбленной добродетели. Она замышляет месть.

— Ты уже купил фотоаппарат?

— Нет еще.

— Но решился.

— Поймите, дядюшка, в такое время года метеорные дожди вещь исключительная. Кто знает, что там наверху происходит. Не забывайте, ведь это я, первый, обнаружил Елисейскую комету. Меня хвалит Академия. Поговаривают, что в недалеком будущем меня, возможно, изберут туда.

— Прими поздравления, дитя мое. Какая честь! Сам я, правда, не взираю на небеса со страстью, но я поощряю страсть, каков бы ни был ее объект. Ну же, начинай жаловаться, дорогой племянник. Давай. Я — Мари, а ты — это ты. Ну как, начнем с того неоспоримого факта, что источник твоих доходов — твои владения, а не ее приданое?

— Безусловно.

— Эта земля принадлежала твоему роду еще на заре человечества.

— С тех пор, как салические франки вторглись с востока.

— По сути дела, твои холмы с виноградниками — остатки королевства.

— Империи.

— Ты принадлежишь к роду, столь древнему, столь знатному, что не снисходишь до того, чтобы напоминать новой аристократии о своем происхождении, пуская в ход принадлежащие тебе по праву титулы.

— Вы прекрасно все выразили, дядя Чарли. И всего-то мне нужен новый фотоаппарат.

— Ну вот. Тебе стало лучше?

— Да, и в самом деле.

— Разреши ссудить тебя деньгами для покупки фотоаппарата, дитя мое. Ты будешь отдавать понемногу. Мари не боится небольших трат, крупные расходы — вот что выбивает ее из колеи.

— Я пришел не за деньгами.

— Ты и не просил их. Я сам предложил. Ты купишь себе фотоаппарат. Мари ты скажешь, что раздумал покупать. Разве она отличит один фотоаппарат от другого?

— Нет, разумеется. Но ведь таким образом я сдам свои позиции как глава дома.

— Напротив, дитя мое. Ты ее поставишь в положение виноватой. Она сама будет уговаривать тебя купить то одно, то другое по мелочам. И таким путем ты мало-помалу вернешь долг.

— Удивляюсь, как это вы остались неженатым.

— Мне приятнее наблюдать счастье других. Так на какую сумму выписывать чек?

После того как мсье Эристаль захлопнул за собой чугунные ворота и ринулся к стоянке такси на авеню Габриель, мадам, несмотря на маску холодного и зловещего торжества, впала в волнение и неуверенность. А в таких случаях она имела привычку навещать свою старинную подругу сестру Гиацинту. Ее монастырь находился неподалеку от Порт де Венсен — большое, низкое, правильных форм здание близ Булонского леса. Мадам переоделась, взяла кошелек и черную уличную сумку и села в метро.

Сестра Гиацинта была ее подругой с раннего детства, и они даже вместе учились в школе. Сюзанн Леско была хорошенькой девочкой, которая очень славно пела тоненьким голоском и обладала природными способностями танцовщицы и поэтому неизменно была главной участницей «живых картин» и школьных спектаклей. Из эльфа Сюзанн неизбежно выросла в сказочную королеву, потом в Пьеретту, а позднее три года подряд играла Жанну-девственницу, к полному удовлетворению автора пьесы — настоятельницы монастыря. Мари же, не умевшая ни петь, ни танцевать, не только не завидовала одаренной подруге, но восхищалась ею, и ей казалось, будто она участвует в ее победах.

При нормальном течении жизни Сюзанн вышла бы замуж и утаила от мира свои таланты и свою великолепную фигуру. Однако в результате какой-то манипуляции Лионского банка и последовавшего самоубийства отца, служащего этой системы, Сюзанн осталась с вечно хворающей матерью на руках и младшим братом, похожим в своем черном школьном халатике на гнома. Она оказалась перед необходимостью пробивать себе дорогу в жизни собственными силами. Лишь теперь обрело смысл для Сюзанн, и еще больше для ее матери, часто слышанное мнение, что ей место на сцене.

В Комеди Франсез открытых вакансий не было, но фамилию ее записали, и на время ожидания она устроилась в Фоли-Бержер, где ее голос, грацию и высокую, совершенной формы грудь немедленно оценили и использовали. Вечные болезни матери и нескончаемые годы учения брата, в конце концов разбившегося насмерть на мотоцикле, убедили Сюзанн, что было бы экономически неразумно рисковать постоянным, хорошо оплачиваемым местом ради ненадежного высокого искусства.