Недолгое правление Пипина IV - [13]

Аристократы на тебя набросятся, как воробьи на… Не стану заканчивать сравнение. Они потребуют привилегий, о каких не слыхали со времен Людовика Безобразного, но что хуже всего, дитя мое, они захотят денег.

— Что же мне делать, дядя Чарли? — Вид у Пипина был несчастный, — Почему нельзя было подождать с этим еще одно-два поколения? А нет ли какой-нибудь боковой ветви в нашем роду, которая могла бы…

— Нет, — отрезал Шарль, — такой нет. А если бы и была, то сочетание аргумента номер один плюс мадам, плюс Клотильда все равно тебя одолеет. И еще одно. Если бы даже все французы мужского пола были против твоего восшествия на трон, то все француженки будут всячески вынуждать тебя к этому. Они слишком долго взирали завистливым оком на тот берег Канала, высмеивая старомодность британской королевской семьи — и завидуя ей. Нет, Пипин, мой мальчик, ты влип, — заключил Шарль. — Ты — Его Величество Ширма. Советую тебе как следует покопаться в ситуации и отыскать в ней что-нибудь приятное. А теперь ты, надеюсь, извинишь меня. Сейчас придет клиент с тремя Ренуарами без подписи.

— Ну, по крайней мере, — заметил Пипин, — я буду чувствовать себя не так одиноко, зная, что и вам придется предстать перед миром во всем блеске своих титулов.

— Пресвятые угодники! — воскликнул дядя Шарль. — Я и забыл совсем!

Пипин покинул галерею как в чаду. Не глядя по сторонам, он брел вверх по Сене, по левому ее берегу, мимо Нотр-Дам, мимо складов, винных хранилищ, через мосты, мимо фабрик, он брел машинально до тех пор, пока не пришел в Берси. И в продолжение всей долгой, неторопливой прогулки он, как крыса в лабораторном лабиринте, обшаривал все закоулки своего мозга в поисках возможного пути к бегству. Он исследовал все тропки, ходы и норки и везде натыкался на проволочную сетку жестоких фактов. Еще и еще тыкался он, так сказать, умственным носом в заграждение в конце заманчивого прохода — но там его ждала реальность. Он был королем, и от этого никуда было не деться.

Усталый, он забрел в кафе, сел за мраморный столик и уставился невидящим взором на азартное сражение в домино, а потом, хотя было еще далеко до полудня, заказал перно. Он осушил рюмку залпом и так быстро заказал следующую порцию, что игроки приняли его за иностранного туриста и прикусили языки.

После третьей рюмки присутствующие услышали, как он сказал: «Ну, так тому и быть. Что поделаешь». Затем опять махнул официанту. После чего обратился к рюмке.

— Так значит, вы хотите короля, друзья мои? А вы подумали об опасности? Подумали, какого духа вы, возможно, выпускаете из бутылки? — Он повернулся к игрокам: — Не окажете ли вы мне честь выпить со мной?

Они не очень охотно, но согласились. Для американца, решили они, он превосходно говорит по-французски.

Когда всем принесли перно, Пипин поднял рюмку.

— Они хотят короля! Я пью за короля! Да здравствует король! — Он осушил рюмку. — Отлично, друзья мои, — сказал он. — Возможно, они таки получат короля — и это последнее, чего им на самом деле хочется. Именно так, они еще пожалеют, что накликали короля на свою голову.

Он встал из-за стола и направился к двери. И все отметили, что походка его была медленной и царственной.

Не так-то легко оживить монархию, как может показаться на поверхностный взгляд. Отчасти это зависит от того, какого рода монархию вы хотите иметь. Пипин склонялся к конституционной форме, и не только потому, что в душе был свободомыслящим человеком, но и потому, что уж слишком большую ответственность накладывает абсолютизм. Пипин сознавал, что чересчур ленив, чтобы затратить столько усилий для достижения успеха, и слишком труслив, чтобы принять на себя всю вину за ошибки.

Собрание всех партий, созванное для того, чтобы определить процедуру, назначило себя, по просьбе Пипина, совещательным органом. В самом начале совещания король внес на рассмотрение следующий тревожный вопрос: как отнесется к перемене американское правительство и будет ли госдепартамент оказывать ту же финансовую помощь монархии, какую оказывал Республике?

Мсье Флосс, представлявший как правых, так и левых центристов, сумел разрешить сомнения, сказав, что свойство американской внешней политики — не доверять либеральным правительствам и всячески благоволить наиболее авторитарным как, по их мнению, более ответственным.

Мсье Флосс назвал Венесуэлу, Португалию, Саудовскую Аравию, Трансиорданию, Египет, Испанию и Монако в подтверждение этой американской особенности. Он пошел еще дальше в своем утверждении, приведя в пример социалистические республики Советского Союза, а также Польшу, Чехословакию, Болгарию, Китай и Северную Корею, которые в прошлом также оказывали безусловное предпочтение диктатурам и абсолютным монархиям перед демократически выбранными правительствами.

Выяснять причины такого предпочтения нет нужды, заявил мсье Флосс. Более того, это было бы даже нескромно. Достаточно того, что такое предпочтение — исторический факт. Что касается Америки, продолжал он, то она всегда питала сентиментальную слабость к французскому трону.

Когда американские колонии оказались одиноки в своей войне за независимость, кто пришел им на помощь? Кто помог людьми, деньгами и сырьем? Республика? Нет, Французское королевство. Кто пересек океан, чтобы служить в американских войсках? Простой народ? Нет, аристократы.