— Ну где же Георге? — укоризненно спросила девушка, поглаживая пальцем звездочку на его лбу.
Васька замер, держа в губах стебелек люцерны.
— Вот тебе и на…
Услышав «на», жеребенок немедленно потянулся к ней, стал обнюхивать пальцы.
— Что тебе дать? Нет у меня ничего… Смотри. — И Русанда подняла вверх руки, показывая, что у нее действительно ничего нет. — Если хочешь, пойдем ко мне. Это недалеко. Пойдем?
Тетушка Фрэсына спустилась с чердака, неся в переднике горстку сухой травы. По дороге она остановилась и подняла кнут с земли.
— А когда я его искала, словно черт хвостом его прикрыл. — И бросила кнут на повозку, так как гнев ее уже прошел.
Она проводила девушку до ворот и вернулась домой, а жеребенок вышел на дорогу, глядя девушке вслед. Русанда остановилась.
— Не идешь? Ну, как знаешь.
Сделала несколько шагов, оглядываясь на жеребенка. Васька послушал, как где-то гремит телега, но, видя, что она не показывается, пошел за девушкой.
Вернулся через час, сытый и очень гордый. На шее у него была повязана алая лента — красота, а не лента, такой ленты не носил еще ни один жеребенок во всей Валя Рэзешь!
Хорошая мысль наверняка стоит полгектара хорошей вспашки, а поскольку в тот день лошади Скридона едва волочили плуг за собой, он сразу после обеда запряг их, и старая тележка сонно заскрипела к селу. Скридон растянулся на повозке и принялся размышлять над многими интересными вещами, пока не пришел к заключению, что неплохо бы завести себе зазнобу. «Когда у тебя есть зазноба, то все девчата вдруг начинают строить тебе глазки и разрешают поухаживать за ними. Хитрые, черти, и тут уж не выкрутишься: если не поволочиться, обидятся, а только начнешь ухаживать, твоя зазноба сживет тебя со свету. И все это кончится тем, что будешь болтаться по миру, как ветер в бочке, и одна только будет песенка: «Что за стежка у меня была!..»
Размышляя таким образом, Скридон вдруг приподнимается на локте и забрасывает шляпу далеко вперед телеги — это означает, что ему в голову пришла отчаянная мысль.
«Черт меня побери, если все это не будет устроено!»
И поскольку его живая натура не терпит отсрочек, Скридон выдергивает из ботинок шнурки, связывает их вместе, привязывает все это к палке, которой очищал лемех, и получается отличнейший кнут. Покончив с этим, парень размахнулся, кнут засвистел, но лошади остались совершенно равнодушными, если не считать того, что серая кляча немного свернула с дороги, чтоб сорвать несколько стебельков клевера, а вороная тут же выхватила их у нее.
— Постарели, черти… Уже не боятся, — с большим сожалением заметил Скридон.
Размахивать кнутом явно не имело смысла, и поэтому Скридон обратился к лошадям с речью — ведь, кроме всего прочего, он был еще и хорошим парнем, этот самый Скридон.
— Вот что, горемычные… Теперь нестись галопом вам ни к чему, я ведь не собираюсь вас продавать. Но по селу вы должны мне вихрем пролететь, чтобы люди видели только ваши гривы да искры из-под копыт…
Решив, что сказал более чем достаточно, Скридон растянулся во всю длину своей телеги и стал перебирать в уме все дома, мимо которых ему предстояло пролететь вихрем.
Прокатившись по селу несколько раз подряд, он поднял целые тучи пыли, переехал трех собак и напугал до смерти всех кур. В конечном счете он добился-таки своего, и в тот день только и было разговоров, что о нем и о его удивительных лошадях. Дошло до того, что две девушки попросили их покатать. Ту, что посимпатичнее, Скридон сразу усадил возле себя, но для ее подружки никак не мог найти места в телеге, и пока он прикидывал, куда бы ее устроить, его лошади уже проковыляли добрую половину села. Вместо лихого проезда получался стыд и срам. Скридон достал кнут и стал ожесточенно стегать своих лошадей. Ошеломленные, думая, что по меньшей мере повозка загорелась, клячи сорвались с места, шарахнулись в сторону, и повозка врезалась в дощатый забор. Треск, звон — и лошади уже мирно пощипывают травку, зная, сколько времени потребуется Скридону, чтобы починить телегу.
Скридон, спрыгнув на землю, прежде всего посмотрел, много ли у него будет свидетелей, которые своими глазами видели, как бешеная собака бросилась под ноги лошадям и те налетели на забор бади Зынела. Но поскольку вокруг никого не было, кроме Домники, которая, стоя посреди двора, глядела на его повозку и улыбалась, Скридон подошел к ней узнать, что она запросит с него за сломанную доску.
— Это была ваша собака, Домника?
Девушка, улыбаясь, вертела в руке какой-то камень.
— Которая напугала твоих лошадей?
Скридон с деловым видом кивнул.
— Наша.
Скридон уже собрался присочинить что-нибудь еще к этой истории, как с лица Домники вдруг сошла улыбка, девушка присела возле чугунного рельса и стала колотить по нему камнем. Уже дня три, с тех пор, как встретила Георге с забинтованной головой, она сердилась на весь свет. Этой сказке с лошадьми она, конечно, не поверила — его просто избили холуи Икимаша. Ее порывистая и честная натура не терпела каких-либо прямых или косвенных оскорблений без того, чтобы тут же не ответить на них, и вот уже три дня она ломает все, что попадется под руку. И теперь она не остановилась, пока не расколола весь камень на мелкие кусочки; покончив с этим, Домника поднялась, пряча руки за спину, чтоб Скридон не видел, сколько пальцев она ушибла. Скридон с видом знатока рассматривал ее работу. Поинтересовался:
