Неделя ущербной луны - [34]
Зная наперед, что все это будет для нее не так просто, Протягина внутренне готовилась к тому, чтобы повторению уваркинского опыта воспротивиться со всею силой своего авторитета; партией должен руководить специалист-геолог, — что проку держать только распоряжальщика, выплачивая ему ежемесячно из народной казны бог знает за какие заслуги сумму, достаточную для оплаты двух инженеров. Скорее всего, партбюро поддержит ее, и тут она спокойна; ее мучило теперь другое, самое главное, — она не видела, кого можно противопоставить Тихомирову; как не хотелось ей отдавать партию на откуп выдвиженцам, необразованным и эгоистично-невежественным в своей практике руководства людьми и всеобщим делом, — так не могла она пока что согласиться и с заменой, казалось бы, более соответствующей самому предмету. Молодой специалист Роман Николаевич Лилявский… ведь вольно-невольно, давая отставку нормировщику Тихомирову, руководство экспедиции должно было рассмотреть именно эту кандидатуру, — и как раз тут Полина Захаровна сама готова была поспорить с кем угодно о преждевременности такого назначения. Недавнее прошлое этого выпускника вуза, к великому ее недоумению, отчетливо представлялось ей теперь прямо противоположным нынешнему его качеству; она помнила вчерашнюю истовость Лилявского в работе, выгодно оттенявшуюся к тому же его несомненным знанием геологической науки, — ведь она же первая и отметила это, распорядившись о повышении молодого специалиста в должности. Помнила, все прекрасно помнила — и… не понимала теперь причин такой его внезапной и скорой по времени метаморфозы.
Словом, втихомолку вздохнула Полина Захаровна, к Лилявскому ей нужно еще присмотреться, она охотнее пожила бы сейчас в Чоусминской партии дней пять-шесть, чем ехать завтра же дальше, в другую партию, где дела у нее самые неотложные; может быть, она задержится здесь уже на обратном пути, тогда и на первые результаты работы новоиспеченного начальника отряда можно будет взглянуть и кое в чем, возможно, разобраться, — тем более что у чоусминцев теперь появился новый инженер, приказ на которого составляла она сама.
Протягина глянула через стол на Званцева. За эти три дня в лице инженера появилась уверенность, но и вместе с тем, отметила она, что-то явно тревожило его. Отгоняя от себя неожиданную мысль, связанную не с прошлым, а с будущим этого человека, Полина Захаровна старалась припомнить, спрашивая себя: «Не была ли я чересчур суха и официальна в тот день, когда Званцев пришел ко мне со своими замаранными, как обычно говорят у нас в таких случаях, документами? Ох, как любим мы все же козырнуть казенщиной обращения к человеку».
Между тем баба Женя высказался за успехи и всякое благополучие талантливого геолога Романа Николаевича. Кивая в знак благодарности, именинник настороженно наблюдал за Протягиной, дважды кряду взглянувшей как бы оценочно на Званцева.
— О чем это вы задумались, Полина Захаровна? — потянулся он к ней со своей кружкой. — А ну до дна, до дна, а то обижусь!
Выпили, застучали ложками. Фролка не дремал — разлил по новой.
— За науку! — боясь, что его опередят, солидно выпрямился Славка, поднимая вторую порцию лимонной. — За твою будущую диссертацию, Роман!
— Поддерживаю! — досадуя на опередившего его техника, сказал свое слово и Павел Тихомиров, авторитетно так заявил, будто давал разрешение на эту самую диссертацию, и шофер Лопатников тоже в числе первых поднял кружку и что-то промямлил тоже — в том смысле, что и он мнение молодого специалиста Вихрова разделяет.
Начальник съемки поглядел на Протягину: видали, мол, и этот цыпленок Вихров туда же, — и улыбнулся Славке:
— Спасибо, милый…
Вскоре все пошло как по маслу. Были тосты и за геологическую науку в частности, и за мелиорацию отдельно, и совсем особо выпили за долину Чоусмы, где братьям съемщикам предстояло остаток весны и все лето нюхать болота и кормить комаров. И еще этих, как их… энцефалитных клещей, вот!
Разговор как раз зашел о них.
— Согласно справке райисполкома, — сказала Протягина, — энцефалитных клещей в районе наших работ нет.
Лилявский кивнул с тем пониманием, что да, мол, так оно и есть, откуда здесь быть клещам, а баба Женя пожал плечами и приподнял брови, сомкнув губы шнурочком. Спору нет, как бы говорил его вид, товарищам из райисполкома виднее, но вот на прошлой неделе…
— На прошлой неделе, — не выдержал, пустил он дискантом, смиренно поглядев на Полину Захаровну, — у нас под Юхломском клещ укусил девочку, впился ей в руку, повыше локтя. Так та девочка сейчас в больнице, и в очень, надо констатировать, ненадежном состоянии.
— Так и у нас, в Заовражье, намедни клещук так цапанул одного мужика, что у того аж под сорок температура.
— Заовражье — это в десяти километрах от Юхломска, там Петины родители проживают, — навел справку Павел, угождая сразу двоим: и на немой вопрос Протягиной ответил, где это самое Заовражье, и шефа своего, бабу Женю, поддержал, — дескать, в нашем, в нашем районе это случилось, под самым Юхломском, под боком у райисполкома.
— Елки-палки! — прошептал Славка, поворачиваясь к Андрею, вполголоса говорившему о чем-то Косте. — Ты слышишь, Сергеич, район-то, оказывается, энцефалитный… Вот это ни фига себе, сюрпризик.
Главный герой антивоенного романа «Самосожжение», московский социолог Тихомиров, оказавшись в заграничной командировке, проводит своеобразное исследование духовного состояния западного общества.
Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.