Недели Триоди Цветной - [57]

Но при всем том, насколько можно судить по древнейшим памятникам, они никогда не делали одной только вещи, — никогда не отрицали действительности воскресения Христа, даже никогда не возбуждали и вопроса о нем.[262] Если бы они в состоянии были доказать, что Христос не воскрес из мертвых, то Его религии был бы нанесен этим доказательством смертельный удар. И если бы только такое доказательство было возможно для кого-нибудь, то именно только для них. Местом воскресения была их собственная столица, их именно правители и старейшины были причиной смерти Христа, и конечно в то же время с особенной подозрительностью и бдительностью следили за учениками в следовавшие затем дни.

Все иудеи рассеяния, живя даже в самых отдаленных странах, находились в тесных сношениях с Иерусалимом, и каждый из годовых праздников наверно привлекал в город и таких фанатиков, которые решались во что бы то ни стало подавить и искоренить это новое “отступничество от закона” и настойчиво спрашивали у первосвященников, как им лучше и удобнее сделать это. Но тут именно и оказывается в высшей степени странная вещь: этот изворотливейший, самый разбросанный и в тоже время самый сплоченный из народов, одушевленный самой неискоренимой ненавистъю к христианству, готовый удовлетворить ее всякими способами, какие только могут быть подсказаны и оправданы неутолимой яростью фанатизма, странным образом оставил неприкосновенным и не подверг опровержению самый главный факт, на котором основывалась вся ненавистная ему религия! Как объяснить это? Факт этот не был каким-нибудь секретом: лица, выступавшие свидетелями и очевидцами его, проповедовали ο нем повсюду, предлагали исследовать дело и просили, чтобы их свидетельство проверено было на основании известных всем событий. И однако лица, которые слышали их свидетельство и которым выгоднее всего было опровергнуть его, никогда не делали ни малейшей попытки на это, и давали возможность этой проповеди без всякого возражения и опровержения свободно распространяться по всему миру. Почему это? В известном заявлении Гамалиила нельзя не видеть некоторой наклонности к признанию того, не правы ли апостолы и не на их ли стороне действительно Бог и истина. Стоит только сопоставить это колеблющееся признание с уклончивостью иудеев от расследования главного факта, — того именно факта, открыто разъяснить и опровергнуть который у них были все побуждения и средства, и тогда окажется неизбежным то заключение, что факт воскресения был оставлен ими без опровержения потому, что его нельзя было опровергнуть, так что уклончивое молчание во всяком случае было менее опасным, чем прямое расследование его. В таком случае молчание иудеев оказывается столь же знаменательным в смысле доказательства истины воскресения, как и проповедь христиан.

Но есть и еще одна сторона, которая также весьма важна в смысле утверждения истины и действительности воскресения Христова. Проповедь, оставленная таким образом без опровержения со стороны иудеев, была в тоже время предметом крайнего смущения и соблазна для язычников. Сама идея воскресения из мертвых отнюдь не была такой, которая могла бы рассчитывать на принятие тогдашним миром, и нисколько не гармонировала с его предрассудками и суевериями. Проповедь о воскресении при тогдашнем состоянии языческих народов могла только производить в них недоумения, a не возбуждать веру. Сам опыт опровергал ее решительным образом, и никто еще не возвращался из того загробного мира, который закрыт от глаз таинственной завесой вечности. Поэтому неслыханное дотоле событие, будучи противным опыту, было равносильно невозможности.

И действительно, сначала проповедь о воскресении лишь затрудняла распространение Евангелия, a не содействовала ему, и это не только среди язычников, но даже и среди самих иудеев. Нечего уже говорить о саддукеях, которые от самого упоминания о воскресении приходили в гневную ярость. Фарисеи, правда, признавали его, но они обставляли его такими условиями и ограничениями, при которых собственно воскресение Христово могло возбуждать в них лишь тем больше недоверия и сомнения. Его воскресение было единичным и не сопровождалось обновлением земли и восстановлением царства Израиля, как они веровали, и вообще было событием слишком духовным по своему характеру и результатам, чтобы найти себе место среди их грубых, чувственных представлений. Еще менее понятным оно было язычникам.

Когда апостол Павел заговорил о нем в ареопаге перед афинянами, то они отнеслись к нему с таким издевательством, что ему осталось только прервать свою речь, так и оставшуюся неоконченной (Деян. 17:31–32[263]). Даже и в первенствующей Церкви наибольшее затруднение для новообращенных представляло это именно верование в воскресение со связанными с ним обстоятельствами. И действительно, недоумения были так велики, что апостол Павел должен был в подтверждение его ссылаться на свидетельства и авторитет других апостолов. Так он делает при одном только случае, но и этот случай ясно показывает, насколько велики были те предубеждения, с которыми он должен был считаться.