Недавние были - [17]

Я вычерпал воду найденной тут же большой консервной банкой, принёс спрятанные вёсла и руль и собрался ехать. Но одному ехать не хотелось. Когда едешь в лодке один, то, сидя на вёслах, приходится постоянно оборачиваться через плечо, чтобы держать верное направление. На Северной Двине течение очень быстрое, и это делает греблю в одиночку ещё более трудной. Лодку сносит течением, и надо всё время подправлять курс.

Я стал искать попутчика, чтобы посадить его на руль и грести спокойно. Но в воскресный день Зеленец становился почти необитаемым. Рабочие расходились и разъезжались по домам. Оставались только сторожа при бараках и складах.

Долго бродил я по острову, прежде чем нашёл, наконец, попутчика. Это оказался длинноусый флегматичный дядя лет пятидесяти со странной фамилией Паук. Выглядел он мешковатым, неуклюжим, и видно было, что он к реке непривычен и мало разбирается в делах мореходных. Ни грести, ни править он не умел. Помощник был явно плох, но у меня не было выбора. Я посадил его на корму, объяснил, как управляться с рулём, и сказал, что по ходу дела буду давать самые подробные указания.

- Ну и ладно, - сказал добродушно мой мешковатый попутчик. - Тогда поехали.

И мы поехали. Погода стояла мерзейшая. В лицо бил холодный порывистый ветер. Холод меня не смущал: сидя на вёслах, поневоле согреешься. Хуже было то, что крепчавший ветер развёл большую волну. Надвигался шторм. На Северной Двине при быстром её течении и полуторакилометровой ширине разгулявшийся ветер - вещь неприятная и небезопасная.

На этот раз шторм был не так силён, но если учесть, что моя лодка была тяжеловата на ходу, что я был единственным гребцом и грести против тяжелой волны надо было по меньшей мере полтора часа, то положение моё следовало признать незавидным.

Я сказал - полтора часа, но за полтора часа я выгреб в шторм меньше половины пути. А впереди предстояла самая трудная его часть, так как я приближался к выходу на двинской простор, где волна была в два раза сильнее, чем в рукаве, которым я шёл до сих пор.

Я измотался за эти трудные полтора часа, но об отдыхе не могло быть и речи. Паук не мог сменить меня на вёслах, а с каждой минутой грести против крутой волны становилось всё труднее. К тому же неудачи, начавшиеся с никудышного спутника, не прекращались. В самый ответственный момент обнаружилось, что лодка течёт так сильно, что надо непрерывно откачивать воду. Я нашёл дыру в днище и заткнул её носовым платком, но это не слишком помогало делу.

Тогда я велел Пауку оставить руль и переключиться целиком на откачку воды. Он принялся за дело хотя и не умело, но старательно. Черпака не было. Его заменяла консервная банка, хоть и довольно большая, но явно недостаточная для откачки воды при такой серьёзной течи. Паук работал, как мог, но вода хоть и понемногу, а прибывала. Скоро стало жарко и Пауку. Подняв голову и не переставая работать своей банкой, он впервые спросил с тревогой:

- Слушай, друг, а как оно, этого, доплывем мы с тобой?

Мне ничего не оставалось, как ответить бодрым голосом:

- Доплывём.

Но плыть было всё труднее. Лодку начало пошвыривать волной очень резко, и выгребать против такой волны становилось невмоготу. Если бы Паук спросил меня ещё раз, доплывём ли мы, я, пожалуй, не знал бы, что ему ответить. Я нажимал на вёсла из последних сил, но сил оставалось уже немного.

Трудно было в таких условиях ожидать чего-либо хорошего, но то, что случилось через два с половиной часа после отплытия нашего с Зеленца, было совсем скверно. Пытаясь выгребать против большой волны, я так нажимал на вёсла, что одно из них не выдержало и сломилось у самой уключины.

- Ну вот и приехали, - сказал я, глядя вслед уплывающей половине весла.

- Ага, - отозвался мой Паук довольно спокойно, и я впервые подумал, что всё-таки мне повезло на спутника в этом путешествии.

Мне не пришлось ни успокаивать его, ни призывать к порядку. Он продолжал орудовать банкой, выкачивая из лодки воду, и, видимо, не был обескуражен нашими приключениями. Я уже с удовольствием глядел на моего сотоварища, и длинноусое добродушное лицо его вовсе не казалось мне теперь, как это было в начале знакомства, невыразительным и равнодушным. Он все-таки был молодец, этот Паук. Промокшие, охолодавшие, усталые и голодные, мотались мы теперь по воле волн, не зная, что будет с нами в следующую минуту, но Паук мой не исторгал ни жалоб, ни стонов.

Должно быть, в воздаяние за доброе поведение и долготерпение нас в конце концов вынесло прибойной волной на мелкую косу какого-то островка. Мы тотчас выпрыгнули через борт в воду и подтащили лодку к берегу. Под конец нашей нелегкой операции хорошая волна так поддала в корму лодки, что залила её почти целиком. Эта же волна и нас окатила, да к тому же свалила с ног.

Это было нам, так сказать, на закуску и, как это ни странно, вызвало дружный смех. Но в общем было, конечно, не до смеху. Островок, к которому нас прибило, был пустынен. Как с него выбраться, мы понятия не имели. Впереди не виделось для нас ничего доброго. У нас не было с собой ни еды, ни сухой одежды, никакой защиты от холода.