Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине - [46]

Семь месяцев правления лживого, беззастенчиво обманывающего народ правительства стали для народа великой школой. И если правильно говорится, что на ошибках учатся, за эти семь месяцев массы вполне должны были убедиться в том, что в феврале семнадцатого их одурачила буржуазия, что только собственная их нерешительность способствовала тому, что власть из их рук перешла к антинародным классам и партиям.

Мысли Игната, видимо, передались Виноградову. Вернее, он, как и Фокин, вдруг почувствовал, что полк сам выберет правильное решение, по ему надо в этом выборе лишь слегка, лишь самую малость помочь — сорвать елейное, до приторности тошнотное покрывало лжи с пышных, но скрывающих истину слов эсеровского комиссара.

Иван Максимович протиснулся вперед и, еще поднимаясь на помост, поднял над головой бумажный серпантин:

— Вот телеграмма из Тулы, — громко произнес он. — Эхо тоже боевой, революционный привет от братьев по классу. Но привет честный, правдивый в отличие от лживого, который привез нам с вами, солдаты, этот комиссар обагренного кровью Временного правительства. Да, я не оговорился. По приказу Временного правительства ружейным и пулеметным огнем подавлен калужский гарнизон и арестован Калужский Совет. Что сделали каратели в Калуге, то они хотят совершить в Брянске. Рабочие Тулы только что передали вам, солдаты пролетарского Брянска: карательный отряд движется уже из Тулы к Брянску! Вот какой привет вам, революционные солдаты, посылают те, кто хочет вашей крови.

— Кого вы слушаете, солдаты? — шагнул к краю платформы Галин. Он сдернул с себя фуражку, провел по внутреннему ободу платком, стирая пот. — К сумятице, анархии, к крушению всех порядков на земле зовут вас большевики!

Галин умел говорить. По внезапно затихшему гулу он догадался, что его слушают, и понял, что вот сейчас, вот в это мгновение оп должен сказать что-то такое, что повернет мнение толпы в его пользу. И он произнес:

— Итак, выбирайте, солдаты: или законное подчинение распоряжениям законного правительства, или незаконный бунт, на который нацеливают вас большевики…

Он отчетливо почувствовал вдруг по внезапному оцепенению толпы, что совершил ошибку, что ни в коем случае нельзя было так формулировать свое обращение и особенно ни в коем случае нельзя было употреблять слово «бунт».

Это слово прозвучало сейчас как выстрел. Но — выстрел самоубийцы. И Галин ничуть не удивился, только смертельно побледнел, когда со всех сторон дико и грозно разнеслось:

— Долой, к стенке его! Долой!..

Из рядов, обступавших платформу, к Галину потянулись руки.

Кто-то уже схватил его за шинель. Потом чьи-то руки потянулись к воротнику, который еще некоторое время назад мешал ему, стягивал шею.

Но нет, он не хотел, чтобы кто-то чужой коснулся его шеи, его лица, и он, отбиваясь, пнул ногой кому-то в лицо…

— Стойте!

Галин узнал голос председателя полкового комитета двести семьдесят восьмого полка.

— Стойте! Прекратить самосуд! — еще раз выкрикнул Виноградов, и десятки вцепившихся рук на миг замерли в нерешительности, но затем снова, еще сильнее стали тащить комиссара-эсера к краю помоста.

— Не так! — неожиданно раздался и над Галиным, и над вцепившимися в него солдатами другой голос, не Виноградова. — Не так. Сейчас я вам покажу, как надо с ним поступить!

Эсеровский комиссар чуть не грохнулся головой с высокого помоста — так мгновенно десятки сильных рук отпустили свою жертву.

Игнат стоял у края помоста, лицо его было строго и властно.

— Комиссар говорил вам сейчас о том, что революция утверждает права. И это верно, хотя сказано было с другим смыслом, — произнес Игнат и оглядел тех, что стояли совсем близко, затем окинул взглядом бескрайнее отсюда, с возвышения, людское солдатское море и повторил: — Да, революция утверждает права, но она не утверждает расправы. Ни те расправы, которые наши враги учинили в Калуге, ни те, что в пылу могли совершить вы. Наша с вами сила в другом — не в мести, а в сплочении и единстве. Потому наше с вами решение должно быть: не подчинимся приказу о расформировании брянских полков! И это будет наш удар не по одному эсеровскому комиссару — удар по правительству контрреволюционеров-корниловцев и всем партиям соглашателей, которые это правительство поддерживают… А этот… — взгляд Игната скользнул по изодранной шинели комиссара-агитатора, — пусть возвращается к тем, кто его послал, и пусть расскажет о нашем решении. Вооруженный революционный парод и Советы — едины! Вместе с Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов мы победим?

25 октября на Московской улице, в здании бывшего офицерского клуба, весь день заседал Брянский Совет. В повестке дня значился один пункт — обсуждались постановления собраний воинских частей по поводу приказа командования фронта и проект резолюции, предложенной фракцией большевиков.

Проект зачитал Фокин. Текст его, бескомпромиссный и резкий, вызвал протесты меньшевиков и социалистов-революционеров. Прениям, казалось, не будет конца. Член исполкома Товбин предложил объявить перерыв в заседании до утра следующего дня. Но большинством голосов предложение было отклонено. Прения продолжались.