Нечто прекрасное - [3]

Его щеки загорелись достаточно, чтобы цвет проступил над его загорелой кожей, и он

понимающе улыбнулся.

– Мне говорили, что я выгляжу обыкновенно. Это не заставит меня отказаться от ужина с

тобой.

– Говорили?

Он кивнул.

– Они лгали. Как и я, – Я обошла его, направляясь к ступенькам.

Шепли быстро обогнал меня, потянувшись к дверной ручке пассажирского сидения до

меня. Он дернул её, широко открыв дверь одним движением.

– Спасибо, – сказала я, садясь на пассажирское сидение.

Кожа приятно охлаждала тело. Салон был совсем недавно пропылесосен и вычищен, и все

пахло обычным освежителем воздуха.

Когда он сел на свое место и повернулся ко мне, я не смогла сдержать улыбку. Его

энтузиазм был чудесным.

В Канзасе парни были не такими…усердными.

Глядя на золотистый тон его кожи и крепкие мускулы на руках, которые вздувались при

каждом движении, я решила, что он, скорее всего, работал снаружи все лето: вязал в узлы сено

или таскал тяжести. Его орехово–зеленые глаза практически сияли, и его темные волосы – не

такие короткие, как у Трэвиса – освещались солнцем, напоминая мне теплый карамельный цвет

волос Эбби.

– Я собирался отвести тебя в одно итальянское место тут в городе, но на улице стало

достаточно прохладно, чтобы…я…я просто хотел потусоваться и узнать тебя вместо того, чтобы меня перебивал официант. Так что я сделал это, – сказал он, кивая на заднее сидение. –

Надеюсь, все в порядке.

Я напряглась, медленно оборачиваясь, чтобы увидеть, о чем он говорил. В центре

сидения, пристегнутая ремнем безопасности, стояла накрытая плетеная корзина на плотно

сложенном одеяле.

– Пикник? – спросила я, не в силах скрыть удивление и восторг в голосе.

Он выдохнул с облегчением.

– Ага. Это хорошо?

Я развернулась на сидении, подпрыгнув один раз, обратившись лицом вперед.

– Посмотрим.

Шепли привез нас на частное пастбище к югу от города. Он припарковался на узкой

гравиевой дорожке и вышел из машины, чтобы открыть замок на воротах и толкнуть их.

Двигатель Чарджера зарычал, когда Шепли поехал по двум параллельным полосам голой земли

посреди акров высокой травы.

– Ты проделал тут дорогу, да?

– Эта земля принадлежит моему дедушке и бабушке. У подножья есть пруд, куда мы с

Трэвисом раньше ходили на рыбалку.

– Раньше?

Он пожал плечами.

– Мы самые младшие из внуков. Мы потеряли обе пары своих дедушек и бабушек к тому

времени как учились в средней школе. Я не только был занят спортом и уроками в старшей

школе, но и чувствовал, что неправильно рыбачить тут без дедушки.

– Мне жаль, – сказала я. У меня еще есть все мои дедушки и бабушки, и я не могла

представить, что потеряю их всех.

– Обе пары? Три пары, ты хотел сказать? – сказала я, задумавшись вслух. – О боже, извини. Это было грубо.

– Нет, нет…это обоснованный вопрос. У меня постоянно такое спрашивают. Мы дважды

кузены. Наши отцы братья, и наши мамы сестры. Я знаю. Странно, ага?

– Нет, на самом деле очень круто.

Проехав через маленький холм, Шепли припарковал Чарджер под тенистым деревом

меньше чем в десяти метрах от пруда площадью около пяти акров. Летняя жара помогла

вырасти полевому хвощу и кувшинкам, а вода была прекрасна, морщась от легкого бриза.

Шепли открыл мне дверь, и я ступила на свежескошенную траву. Пока я осматривалась, он нырнул на заднее сидение, появившись вновь с корзинкой и лоскутным одеялом. На его

руках не было ни одной татуировки, в отличие от его покрытого чернилами двоюродного брата.

Я задумалась, нет ли у него татуировок под рубашкой. Потом мне внезапно захотелось стянуть

с него одежду, чтобы найти ответ.

Он одним взмахом расстелил одеяло, которое идеально легло на землю.

– Что? – спросил он, – Это не…

– Нет, это удивительно. Я просто…это одеяло такое красивое. Не думаю, что должна на

него садиться. Оно выглядит совсем новым.

Ткань была все еще накрахмалена и на ней виднелись складки.

Шепли выпятил грудь.

– Моя мама сшила его. Десятки таких. Она сшила его для меня, когда я окончил школу.

Это точная копия, – Его щеки порозовели.

– Копия чего?

Как только я спросила, он вздрогнул. Я старалась не улыбаться.

– Это увеличенная версия твоего детского одеяльца, так?

Он закрыл глаза и кивнул.

– Ага.

Я села на одеяло и скрестила ноги, похлопывая место рядом с собой.

– Иди сюда.

– Не думаю, что могу. Кажется, я только что сгорел от стыда.

Я посмотрела на него, прищуривая один глаз от луча солнца, светящего сквозь листья

дерева над нами.

– У меня тоже есть одеяльце. Марфин у меня под подушкой в общежитии.

Его плечи расслабились, и он сел, ставя перед собой корзинку.

– Блэйк.

– Блэйк?

– Кажется, я пытался сказать «блэнк», и в какой–то момент это стало Блэйком. (*Blank –

от англ. пустой, чистый)

Я улыбнулась.

– Мне нравится, что ты не соврал.

Он пожал плечами, все еще смущенный.

– У меня это все равно не очень хорошо получается.

Я наклонилась, легко толкнув его плечо своим.

– Это мне тоже нравится.

Шепли просиял и открыл корзинку, достав накрытую тарелку с сыром и крекерами, а

потом бутылку зинфанделя (*сорт калифорнийского вина) и два пластиковых бокала для

шампанского.

Я подавила смешок, и Шепли хихикнул.

– Что? – спросил он.

– Просто...это самое милое свидание, на котором я когда–либо была.