Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка - [138]

А на верхней полке – животные. Рыжевато-коричневый лев, изумрудный дракон, кремовая собачка, желтый жираф – не меньше двадцати штук. Все фигурки оригами, которые мальчик сложил за последние несколько месяцев. Все фигурки, которые Зи развернула одну за другой и превратила в помятые листочки тонкой бумаги на комоде. Эти листочки каждый раз исчезали, и Зи полагала, что их выкинули. Ей было все равно, что они исчезли.

Но нет, мальчик не выкинул листки. Он снова сложил тех же зверушек, одну фигурку за другой, и оставил их здесь, в шкафчике в ванной, чтобы Зи их нашла. Странная компания воссозданных бумажных животных.

Она аккуратно, двумя пальцами правой руки, взяла ближайшую фигурку. Носорог. Красный, а не коричневый, с торчащим спереди рогом.

Эмма Зи хотела снова развернуть все складки, но тут в кои-то веки остановилась. Острие иголки больше не давило на кожу. Девочка посмотрела на свое бедро. Крови не было, только небольшая вмятинка над коленом. Зи положила иглу на край раковины и устроила носорога в сложенных лодочкой ладонях. Эмма Зи долго смотрела на него, а потом начала вертеть, изучая углы и соединения, видя настоящее чудо в его многочисленных складках.

75. Ксандер

На следующее утро после Дня открытых дверей в 7:10 Ксандер помог Фоме Аквинскому слезть с кровати и прошел в гостиную. Мама и сестра спали на диване-уголке, головы их почти соприкасались посередине. Рука Тессы свисала под странным углом. Фома Аквинский подошел ее понюхать, и сестра с сердитым ворчанием убрала руку, перевернулась и снова заснула. Пес побродил по кухне, полакал воды.

Если бы Ксандер спал на диване, он бы в ту же секунду проснулся от этого звука, но мама и сестра не шелохнулись.

Наверху, в кабинете мамы, он уделал какого-то итальянца за партией в шахматы. Когда мальчик вернулся, они все еще спали. Ксандер сделал себе овсянки, не содержащей орехов. Он уже успел поесть, а мама и сестра продолжали спать.

Прошлой ночью они долго говорили. Ксандер пошел спать, а они все говорили. Вспоминали отца, обсуждали всякое такое, чего Ксандер не понимал, но, по крайней мере, они больше не орали друг на друга. Последнее слово, которое мальчик услышал, засыпая, было «колледж».

Пока что никто не упоминал о наказании. Может, мама забудет об этом научном проекте. Может, Фома Аквинский научится летать.

Потому что наказание будет. Но неужели так плохо то, что он узнал? Это же наука. Правда. Данные. Это вообще была не самая интересная часть эксперимента, а теперь у Эммы Зи будет два отца, притом что у Ксандера и его сестры и одного-то нет.

«Да боже мой, – подумал мальчик, – ведь это как если бы у нее было два ферзя! А с таким преимуществом кто угодно всем задаст жару! Почему все вдруг взбесились?»

Ксандер взял с ближайшего кресла подушку и растянулся на полу возле дивана.

Фома Аквинский подошел и плюхнул свою толстую тушу рядом. Ксандер притулился в уголке дивана, как можно ближе к маме и сестре, но так, чтобы не отрываться от собаки.

«Ксандер Фрай: терпеливый, целеустремленный, но сразу захватывает фигуры, когда видит свое преимущество… быстро адаптируется к изменениям стратегии соперника… главная слабость: чрезмерная уверенность во временных тактических преимуществах… в партии с более слабыми противниками готов рискнуть всем, чтобы провести красивый эндшпиль».

Ничего здесь не было сказано о тепле тел, приятных запахах и нечеловеческих факторах, вроде собак. Возможно, алгоритм стоит доработать.

Но даже при этом Ксандер никогда не сможет составить профиль человека, который он больше всего хотел воссоздать. Первую партию (да и вторую, и третью, и, наверное, вплоть до пятнадцатой) с Ксандером играл его отец, но по ходам мальчик помнил единственную, последнюю игру с ним – ту, в которой отец не поддавался. Ксандер выиграл сам – впервые в жизни. Он и сейчас видел округляющиеся от удивления глаза отца, его ошеломленное лицо во время эндшпиля. Как он смотрел на двух слонов и проходные пешки. Как он гордо подал руку над доской, чтобы признать победу за своим трехлетним сыном. Ладонь у него была большая, теплая и влажная.

Через какое-то время Тесса перевернулась на диване, и рука ее снова свесилась с края. Ее пальцы коснулись шерсти на спине пса и оказались прямо возле лица Ксандера. В щелки между пальцами сестры мальчик видел заднее окно и в нем – светлеющее небо.

76. Чайнья

Она неподвижно стояла в дверном проеме, наблюдая, как пальцы внука шустро бегают по клавиатуре и скользят по квадратной панели. На экране треугольник, нарисованный тонкими линиями, наклонился, сложился. Мальчик пальцем подвинул этот треугольник и примостил его сверху прямоугольника, подправил его положение. Каким-то образом закрасил обе фигуры и добавил тени. Потом Атик нарисовал круг, цилиндр. Он перетащил его через рабочее поле и прислонил к остальным фигурам. Еще треугольник, но на этот раз мальчик превратил его в конус и поставил на цилиндр. Все это отняло у него не больше двух минут. Потом другие фигуры, поменьше, заполнили пустые плоскости.

Бабушка, наблюдавшая из-за его плеча, прищурилась: теперь она поняла задумку внука. Окна, дверь, башенка, крыльцо: Атик конструировал дом. И не просто дом, а особняк Зелларов в Кристале, с его широким крыльцом, трехэтажной башенкой, со слуховым окном в комнате Эммы. Он даже скопировал облицовку и отделку, раскрасил их в бледно-персиковый и белый цвета. Отобразил все детали, как в своем макете Маунтин-Вью.