Нечаянная радость - [31]

Где-то на середине пути к неведомым Павлинкам он увидел впереди мужчину, широко шагавшего прямо посередине полотна. Услыхав шум мотора, тот сошел на край дороги и остановился, но руки не поднял. Монарх остановился.

– Подвезти?

– А подвези!

Мужчина обошел машину и уселся рядом с Монархом.

– Вам куда, до Павлинок или дальше?

– А дальше ехать некуда, в Павлинках бетонка кончается. Дальше только тропки до ближайшего шоссе. Сами-то вы к кому в Павлинки едете?

– Да я просто так свернул, название деревни понравилось.

– Название хорошее. Так вы что, путешествуете?

– Не совсем. Я дом присматриваю.

– Этого добра у нас хватает. Половина домов продается.

– Да ну? А на постой у вас можно к кому-нибудь определиться на выходные? Я бы дома посмотрел, вдруг что понравится…

– И это можно, коли не бесплатно.

– Зачем же бесплатно? Я заплачу.

– Ну и хорошо. Есть тут у нас одинокие старушки, кормятся от коз да с огорода, пенсии грошовые, так что от постояльца не откажутся. И кормить будут просто, но вкусно – все свое, без нитратов и химии. А рыбой могу я вас обеспечить, а хотите вместе завтра на рыбалку сходим.

– Отлично! Я уж давно не рыбачил, забыл, как это и делается. У вас тут река?

– Бывшая. Как и деревня наша. От нее, считай, одно название осталось. А прежде большое село было, с храмом, монастырем, И на реке Павлинке судоходство было, хотя и не крупное – пароходики с баржами ходили, купеческая была река.

– И куда же все делось?

– Храм и монастырь большевички давно разорили. Храм под клуб пошел, а в монастыре устроили свинарник. Река обмелела после геройского осушения болот, не только судоходство прекратилось, но и самой реки скоро не стало. Несколько озерков да болотцев на ее месте осталось, вот и все. Село сначала в колхоз превратили, после в совхоз, а потом вдруг построили военный завод. Народ весь туда и подался, а совхоз обезлюдел, его и прикрыли; поля забросили, скот распродали, на том и кончилась местная крестьянская жизнь. Только и завод недолго тут над всем царил: во время перестройки все развалилось, охотников выкупать его у государства не нашлось – так забросили. Народ почти весь и разбежался.

– А вы сами из Павлинок?

– Да, я павлиновский. Живу тут пока условно.

– Как это понять – условно?

– Да очень просто. В Крутых Волках механические мастерские, я там работаю. Квартира у меня там.

– Вы сказали: «Крутые волки»?

– Ну да. Крутые Волки или даже Крутые Волки, с ударением на последнем слоге. Это так по-местному поселок прозвали. За уголовное и крутое его население. Тут раньше «химия» была, порядки с тех пор и остались хулиганские. Старые уголовники спились – новые народились. По вечерам лучше на улицу не выходить.

– Как же вы там живете? Семья-то есть?

– Живу я там один, потому как работать больше негде. Завод еще как-то держится, хотя зарплату месяцами задерживают. А семья у меня в Павлинках. Неделю я с волками живу, а на выходные – к людям.

– Не пешком же?

– Обычно на своих колесах, старый жигуль у меня. Но сейчас я его на ремонт сдал, сцепление барахлит, так приходится до съезда на автобусе, а от шоссе до дома – пешком.

– И дети у вас есть?

– Есть. Трое и четвертого ждем.

– Тяжело вам приходится.

– Ничего, прорвемся!

Дорога пошла в гору, заброшенные и заросшие поля по бокам сменил светлый березняк, а когда проехали его, Монарх ахнул и затормозил.

Сверху открылся вид, от которого замирало сердце: поросшие березняком да ельником холмы, а между ними широкие зеленые поляны, скорее всего бывшие поля, несколько тянущихся цепочкой больших и малых озер в обрамлении темных камышовых зарослей. На берегу самого крупного из них, окруженного широким песчаным пляжем, лежала деревня, а на другом, высоком берегу виднелись какие-то кирпичные приземистые строения, похожие на старинные форты. К деревне-то и спускалась бетонка, по которой они ехали, но по дороге раздваивалась: один ее конец переходил в обычную сельскую улицу, а другой отходил к каким-то каменным строениям слева.

– Ну вот, – сказал попутчик, – это вот и есть наши Павлинки. Озеро, на котором деревня стоит, Павлиновским зовется, а прежде это был самый большой плес на реке Павлинке. А вот там, слева, куда отходит бетонка, за забором, бывший военный инструментальный завод.

– Вон те три кирпичных здания?

– Ну. За ними еще одноэтажное здание заводоуправления, его отсюда не видно за цехами, а к забору изнутри пристроены гаражи.

– И что, все это так и побросали?

– Даже половины станков не вывезли! – усмехнулся попутчик.

– И что же, мужики ваши не бросились разбирать их и сдавать в металлолом?

– Ну, во-первых, на таких энтузиастов у нас тут сторож имеется. А во-вторых, у наших мужиков руки не поднимутся гробить те станки, на которых сами столько лет работали, точные инструменты для нашей армии создавали. Шелупонь заводская вся мигом разбежалась после закрытия, а серьезные мужики остались в деревне и все надеются, что завод когда-нибудь опять пустят…

– А что, есть надежда?

– Никакой. Ну что, поехали вниз, в деревню? Заедем к нам, пообедаем, а потом уж я вас к бабе Зине на постой определю. А завтра вечером, если хотите, на озеро порыбачить сходим, пацанов моих с собой возьмем, – он кивнул в сторону озера с фортами.