Нечаев вернулся - [71]

Да, неутоленной. Адриана с удовольствием слушала его, улыбалась его находкам, несколько раз доверила ему ладонь, когда они бродили по пенистой кайме прилива, и дважды позволила коснуться губ, но лишь слегка, как бы присыпая его рану запекшейся на них морской солью, но отнюдь не теряя головы. Напротив, именно в то лето Марк Лилиенталь наконец недвусмысленно получил права на нее.

Беатрис посматривала на Эли, подмечая, как по его лицу бегут какие-то неясные тени. Ей хотелось узнать, что за тайны связаны с фотографией, способной вызвать у Эли и у ее отца столь сильные, хотя и несхожие эмоции.

Фото появилось неделю назад, и с тех пор Беатрис каждый день прокрадывалась посмотреть на него. Вообще-то она любила отдохнуть с книгой в руках, вытянувшись на узкой отцовской кровати: ее нежила смутная, но блаженная мысль, что никогда ни одна женщина не прилегла на это монашеское ложе, не заснула на нем. Неотчетливость ее радости объяснялась не расплывчатостью каких-то догадок, а напротив, вполне осознанным нежеланием углубляться в их анализ, вытаскивать что-либо на свет божий. Быть может, она опасалась пролить слишком яркий свет на собственные чувства по этому поводу. А потому туманность полуневедения ее вполне устраивала.

Она — единственная женщина, касавшаяся этой постели, вот и все.

Беатрис вернула фотографию на прежнее место.

— Вот видишь, — победоносно заключила она, — тот же тип, что и у тебя на карточке. Но увязался-то за мной другой. Не знаю, кто он, просто бабник или что-нибудь похуже, но именно его я видела рядом с тобой по телику!

Эли ничего не понял, она принялась объяснять, однако все запуталось еще больше, и Беатрис не на шутку разозлилась. Но наконец все встало на место. Он понял, что речь идет о мотоциклисте, который следовал за ним до Монпарнасского кладбища. Сам Эли не видел его лица, а телеоператор, стало быть, ухватил его в кадр. Значит, вот на кого она наткнулась вчера у лифта.

Почему же сам он не видел лица боевика? Ах да, спор с отцом отвлек его от телехроники.

Когда они выяснили все это, зазвонил телефон.

Беатрис сняла трубку и испустила радостный вопль:

— Марк? Это просто гениально! Ты звякнул раньше, чем обычно! А тут как раз Эли!

Из романа Хемингуэя «Райский сад», который читал Марк Лилиенталь, выпал листочек бумаги.

Он подобрал его как раз в тот момент, когда стюардесса компании «Дельта Эрлайнс» объявила, что самолет вот-вот приземлится в бостонском аэропорту.

Марк узнал почерк Фабьены. И текст тоже. Его сердце снова гулко забилось, как когда-то.

The lost of man is much

the lost of grace is more

the lost of Christ is such

which no man can restore…[36]

To была их первая ночь в гостинице «Пилигрим» на Оленьем острове. Двенадцатого декабря, в пятницу. Расслабившись, Фабьена погрузилась в волну зыбких ощущений и неуверенно скользила и плыла — сказывалась разница в часовых поясах, о чем предупреждал ее Марк Лилиенталь.

В Нью-Йорке ей пришлось переехать из одного аэропорта в другой, чтобы пересесть на рейс 528 на Бостон. Но все оказалось прекрасно организовано. Ее поджидал лимузин, шофер с посеребренными висками вовсю пыжился, видом и выговором пытаясь походить на зажиточного английского джентльмена.

В аэропорту «Ла Гуардиа» при регистрации Фабьене передали еще одну весточку от Марка, в придачу ко второй книге — «Райскому саду» Эрнеста Хемингуэя. Записка была короткой: «Еще одна новинка, мисс Ф. Очередной посмертно опубликованный роман старины Эрнеста. Я уже наслушался по его поводу немалых похвал и оглушительной хулы. Но он может послужить тебе гидом во время путешествия до Бангора, где я буду тебя ожидать. Он станет сопутствовать тебе по Америке, раз ты уже в нее попала. Он доведет до нашего маленького ада/рая, поскольку, если я все правильно понял, заглянув в рецензии, сей романчик — исследование адски-райской любви одной пары. Но разве мы — пара? Бывают минуты, с последней среды, когда я ловлю себя на том, что действительно верю в это. МЛ.»

В Бостоне уже не было ни послания, ни книги, но второй пилот маленького одномоторного самолетика компании «Бар Харбор», где она, как ей представлялось, могла оказаться единственным пассажиром, радостно улыбаясь, выловил ее в зале отправления: «Полагаю, вы мисс Дюбрей?» Она подтвердила, что он не ошибся, он же объявил, что ему поручено показать ей штат Мэн с птичьего полета. «Все как нельзя лучше, — бойко вещал он. — На небе ни облачка, видимость превосходная. А вы сегодня — единственная наша пассажирка!»

В салоне самолета разместилось несколько рядов кресел, и Фабьене приглянулось то, что в первом ряду. Между ней и двумя пилотами не было никакой перегородки. «Мы выберем специальный маршрут, — сказал ей первый пилот, чтобы вы смогли во всех подробностях осмотреть залив Пенобскот…»

Действительно, минут через сорок они снизились до высоты в несколько десятков метров над океаном, чтобы Фабьене легче было насладиться видом великого множества островов и островочков, рассеянных по муаровой глади бухты. Второй пилот сыпал бесчисленными названиями, начиная с острова Холмов, имя которого он произнес на французский манер: Иль-о-О. Заметив ее недоумение, он напомнил ей, что все здесь хранит следы французской колонизации. «Вы ведь, наверное, помните, что это — часть Акадии? Старой доброй французской Акадии. Впрочем, вдоль побережья и на некоторых островах природу оставили в неприкосновенности, учредив охранную зону, которую мы зовем Акадским национальным парком».