Небо остается синим - [47]
…Притащив домой ведра, она поставила их на лавку и подбежала к старому зеркалу. Поношенное, разлезающееся по швам пальто, стоптанные мамины ботинки. А в ушах звенели насмешливые слова…
И она решительно заявила:
— Хоть убейте, а по воду я больше не пойду.
Магда до сих пор слышит свой звонкий девичий голос, словно это было не пятнадцать лет тому назад, а вчера…
Чтобы отогнать навязчивые мысли, она берет чью-то старую историю болезни и торопливо листает страницы. Да, симптомы совпадают, точь-в-точь. Это еще раз убеждает ее в правильности своего предположения.
— Но ведь тогда ты поставила диагноз не за одну ночь, — осторожно возражает Ева.
Усталые, измученные, сидят они друг против друга. Яркий свет режет глаза. Исчерпаны все доводы и возражения. Они молча ждут результатов новых анализов.
Чтобы как-то рассеяться, Ева начинает рассказывать забавную новогоднюю историю.
— …Время приближалось к полуночи. Было так весело, и вдруг мой Пишта тянет меня в коридор: «Пошли покатаемся на лыжах!» Сначала я подумала, что он шутит. Но где там! Оказывается, он уже и лыжи приготовил. И мы побежали в горы! Где это видано — кататься на лыжах ночью, да еще за полчаса до Нового года!
На мгновение Магду увлекает ее молодой восторг, ее смеющийся взгляд, звенящий голос. Но что ей делать с воспоминаниями?
…Как была, босая, она выбежала на улицу. Первое, что ей бросилось в глаза, — отцовская шапка — как далеко она откатилась! Отец неподвижно лежал на земле, и вода уже замерзала вокруг.
Больше отец не вставал с постели. В те дни ей казалось, что в глазах каждого встречного застыл суровый упрек: «Ты виновата в этом несчастье!»
Мондокнэ прикладывает ладонь к разгоряченному лбу.
— Магда! Ты меня не слушаешь? — слышится ей обиженный голос Евы.
— Нет-нет… почему же? — смущенно бормочет она. — Ну, и что же было там в горах?
Но Еве уже не хочется рассказывать.
Несколько минут они сидят молча. Потом Мондокнэ, еще раз проверяет анализ, выслушивает ребенка. Она снова целиком принадлежит больному.
— Мне все ясно. Надо принимать решение.
— Но, Магда, ты слишком много берешь на себя!
Убедив Еву, Магда ложится на диван и закрывает глаза.
Ровно в двенадцать ей позвонили из дому, поздравили. Как-то они там без нее? Маленький Андриш, конечно, уже спит и время от времени сердится, даже во сне. А Эмма спит спокойно, тихо. Муж, наверное, злится за испорченный новогодний вечер. Если бы он знал, какая борьба идет здесь!
Да разве это впервые?..
…Тогда на университетском комсомольском собрании в зале стоял такой шум, что она растерялась. Начала говорить и поняла: не убедить товарищей. Кто поверит, что родственницу заперли снаружи? Она пришла, когда уже начались схватки. Нет, она не могла поступить иначе. Как все это объяснить? Магда запнулась, пробормотала какие-то бессвязные, еле слышные слова и села.
В зале зашумели еще сильнее. Многие настаивали на исключении Магды из университета.
— У нее не хватает смелости признать свою вину! — крикнул кто-то из зала.
Она молчала, обхватив ладонями пылающее лицо.
И вдруг раздался голос:
— А я верю Магде Кочани. Мы хорошо знаем ее. Она наша! Неужели вы больше верите той женщине, которая обратилась к нам с жалобой?
Вернувшись поздно ночью домой, Магда встретила у дверей Борошнэ. Та ничего не сказала, только проводила ее торжествующим взглядом.
…Мондокнэ крепко потирает лоб и решительно поднимается с дивана.
— Ева, приготовь все для вливания. Начнем лечение серозного менингита. — И, подойдя к ребенку, решительно добавила: — Я исключаю туберкулезный менингит.
Ева подобрала иглу для шприца, рука ее чуть заметно дрожала.
Мондокнэ молча стояла у окна. Рассвет медленно расправлял крылья.
Светало. Тишина в коридоре мягчала, растворялась. Борошнэ по-прежнему неподвижно сидела в кресле, уставившись невидящим взглядом в клетчатый кафельный холодный пол.
Скорее бы утро!
Впервые в жизни Борошнэ твердо поняла, что она должна делать. Какое это прекрасное ощущение!
Коридор оживал. Пришли уборщицы, медицинские сестры, врачи.
— С Новым годом! С новым счастьем! — слышалось вокруг.
Морозный воздух ворвался в коридор, бодрящий, свежий.
Возгласы, хлопанье дверей, шарканье ног. Борошнэ, измученная бессонной ночью, слышала все это словно издалека.
Открываются двери ординаторской. В сопровождении дежурного врача входит Мондокнэ. Она в пальто, платок подчеркивает точеный овал ее лица.
Борошнэ встает и, пошатываясь, делает несколько шагов к ней навстречу. Громко стучит сердце. Не хватает сил поднять глаза.
Она стоит с опущенной головой, мучительно подыскивая слова.
— Положение Ильдикэ еще очень серьезное, — прерывает молчание Магда Мондокнэ. — Но сейчас можно ожидать улучшения…
Глаза Борошнэ наполняются слезами. Она пытается что-то сказать, но Магда уже исчезла.
Оставшись одна, Борошнэ медленно бредет по коридору. На полу поблескивает упавший с цепочки крестик.
— Простит ли?
Тетя Тэрка
Тот, кто не знал ее, мог принять за бухгалтера. Она носила строгие очки в поблекшей оправе, черты лица ее были суровы, движения рассчитанны и четки. Косу она собирала в тугой пучок на затылке, стараясь не оставлять на свободе ни одного волоска.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».