Небо над дорогой - [76]

— Не, я не против голубых, гайз, — подозрительно посмотрел на нас бородатый, — в цивил резистанс их полно. Просто я не по этому делу, ок? Цисгендерное меньшинство, у меня тоже права есть.

— Мы за права меньшинств, — заверил его я, — особенно цисгендерных.

— Ну и ок, — сказал он с явным облегчением, — а то не все понимают, как сложно нам живётся.

Прошли три квартала разрушенных, полуразрушенных и совсем почти целых домов.

— Не знаю, гайз, зачем вам эта штука, но она вон там, — показал тактическим жестом бородач, — здесь Смитсоны жили, они вокруг неё декоративную горку сделали. Джон и Пол, нормальная семья, но с ландшафтным дизайном у них перебор, как по мне. Джон повернутый на цветочках был, пока железяки не взбесились. Он в первую волну погиб, в городе. Пол сначала долго плакал, а потом пошёл к нам в резистанс, но его быстро убили. Он был фотограф мужского белья, и всё время высовывался из-за укрытия. Как будто снимать собрался, а не стрелять. Вот и получил дырку в башку, ступид бастард.

— Спасибо, Сэмми.

— Пока, гайз. Берегите друг друга, семья — это важно.

Бородач пошел тактическим шагом обратно, тщательно приседая, «нарезая пирог» и четко прикладываясь к прицелу. Но меня не оставляло ощущение, что он учился этому по кинофильмам.

— Есть репер, — подтвердил Артём, разглядывая причудливое нагромождение камней, оплетённых вьющимися цветочками, — хотя так и не скажешь.

Сооружение увенчано огромным цветочным горшком, но, что бы в нём ни росло, оно уже засохло.

— Поехали?

— Давай.

Зимний заснеженный лес. Мы с проклятиями сбросили рюкзаки и полезли было за тёплой одеждой, но Артём нас остановил.

— Восемь минут гашение, проще подождать.

Действительно — ветра нет, мороз несильный, идти никуда не надо — не замёрзнем. Так и перетаптывались, оглядывая голые стволы вокруг скрывшего репер сугроба. Вроде горелые они какие-то, но так не поймёшь. Нет никого — и ладно.

Зато на следующем…

Городская площадь. В самом центре — аккуратно и не без изящества оправленный в белый резной мрамор реперный камень. Возле камня стоим мы. А вокруг — толпа. Десятки… Нет, сотни людей! Может быть — тысячи. Вечер, громкая ритмичная музыка, площадь освещена гирляндами разноцветных огней, развешанных на домах. В центре — подсвеченная прожекторами сцена.

— Восемнадцать минут! — Артём с трудом перекрикивает орущего в колонках ведущего, который, в свою очередь, пытается перекричать музыку.

Тот скандирует что-то пафосное на незнакомом языке. Толпа взрывается криками и аплодисментами. Переждав волну шума, он снова что-то выкрикивает в микрофон, размахивая руками. Толпа отвечает дружным одобрительным рёвом. Оратор начинает сильно и ритмично топать ногами, как будто маршируя на месте, топот через микрофонную стойку отдается басами в колонках. Люди начинают притопывать в такт, и вскоре вся площадь топочет в едином ритме. Земля под нашими ногами вздрагивает.

К счастью, они к нам спиной, внимание приковано к сцене, и на наш походно-военный вид никто не обращает внимания. На фоне единообразно одетых, — как школьники, «белый верх, черный низ», — аборигенов мы сильно выделяемся. Оратор, всё более распаляясь, выкрикивает какие-то короткие лозунги, толпа на них дружно откликается слаженным хором. Топочут всё сильнее и увлечённее. Если они всегда так празднуют, обувная промышленность здесь обеспечена спросом, а ортопеды — пациентами. У меня бы уже ноги отваливались. Но восемнадцать минут истекли, и мы проваливаемся в долгожданную тишину.

— Придётся прогуляться, — сказал недовольно Артём, — причем не близко. Не чувствую выходной репер.

Помещение с репером небольшое, похоже на часовенку с высокой шпилевой крышей, задрапировано сетями. На стенах спасательные круги, багры, штурвалы, какие-то морские приборы, типа секстантов или ещё каких астролябий — я в этом не разбираюсь. Уверенно опознал только винтажный круглый барометр. Напротив входа — нечто вроде дощатого алтаря, но вместо икон там фотографии в рамках, а перед ними нагоревший воск от давно погасших свечей. Фотографий много, на них обычные люди, если судить по одежде — моряки и рыбаки.

— Поминальная крипта, — сказал Иван, — для тех, кто не вернулся из моря.

— Тут давно никого не было, — я провёл пальцем по алтарю, оставляя след в густой пыли.

Я оказался прав — небольшой приморский городок совершенно пуст. Уже привык это определять автоматически, по куче мелких примет — пыль на стёклах, грязь на мостовых, забитые листвой водостоки… Особая атмосфера давнего запустения. Без войны и катастрофы, просто люди ушли отсюда, бросив налаженный городской быт. Кто знает, почему? Везде своя история и нам до неё, в общем, дела нет.

Кривая улочка спускается вниз, к морю. Небольшой порт — то ли грузовой, то ли рыболовный, а может, всё вместе, плюс военный. Первое, что мне бросается в глаза — зачаленная за берег подводная лодка. Ржавая и полузатонувшая, круглый нос её торчит вверх, корма ушла под воду и легла на грунт — похоже, что море тут обмелело, половина акватории светит высохшим дном, в марине лежат вповалку яхты.

— Ого, — сказал Иван, разглядывая подлодку, — совсем незнакомый тип. Но она очень давно лежит, явно ещё до здешней катастрофы списали. Остальное гораздо свежее.