Небо и горы - [12]

– Вон пошла, сучка!..

Та скатилась по ступенькам кубарем, но, к счастью, ничего себе не повредила, если не считать лёгких ушибов. Беспомощный мат, вырвавшийся у несостоявшейся соперницы, Надя великодушно ей простила. Так Светлана Вику и не увидела в числе своих посетителей.

Первая половина октября выдалась на удивление погожей. Казалось, что август вдруг решил продлить свою власть на земле, и мягкое бабье лето радовало теплом и солнечными деньками. Бабушка заготавливала антоновские яблоки – гнала сок и варила повидло. Самые спелые плоды светились прозрачно, переполненные кисловато-сладким соком, душистые и медово-жёлтые. Надя принесла Светлане целый пакет этих яблок, сама чистила и клала ей в рот кусочки.

– Поправляйся, Светик.

Светлана похудела, её лицо осунулось, круглые «хомячьи» щёчки с ямочками стали впалыми. На голове топорщилась едва заметная щетина: она сама просила брить её машинкой – из соображений практичности. Огромные, толстые шрамы проступали сквозь эту маленькую поросль, часть раздробленной черепной коробки заменяла пластина, спрятанная под кожей.

– Прости меня, Светлячок... – Всхлип вырвался против воли, и Надя зажала себе рот.

– Ты о чём, родная?

Надя гладила пальцами эти впалые щёчки, приминала щетину на искалеченном черепе.

– Не уберегла тебя...

– Не плачь, ангел, – улыбнулась Светлана, касаясь губами и дыханием её щеки. – Ты умница. Если б не ты, у меня уже давно была бы оградка и памятник.

Сочное антоновское яблоко охотно подтверждало её слова. Они разделили на двоих один ломтик, который Надя подала Светлане губами, и та его приняла, в блаженстве прикрыв глаза.

– Люблю тебя, мой хранитель...

*

– Старая я уж стала грядки копать. Не могу больше. Мужик в хозяйстве нужен, Надька. В общем, если не выйдешь замуж – продам дачу, так и знай. Ничего тебе не достанется.

Всю весну Надя помогала бабушке с рассадой – и вот она, благодарность. Помидоры, перцы, огурцы – всё было в полном порядке, а бабушка бунтовала и требовала правнуков.

– Бабуль, я уже за Светой «замужем», – сказала Надя. – И это не обсуждается.

– Ну, значит, последний год ягодки на даче кушаешь, – не менее упрямо ответила бабушка.

– Бабуль, ну, правнуки – сейчас не проблема, – попыталась помириться Надя. – Для этого даже замуж выходить не обязательно. Можно лечь в больницу и...

– Тьфу, – брезгливо плюнула бабушка. – До чего прогресс, будь он неладен, дошёл! Женщин уже, как коров на ферме, оплодотворяют. Тьфу, гадость какая!

Вот если б у Нади был мужик, он и грядки бы вскопал – так она рассуждала. Слушая всё это, Светлана мрачнела, а потом взяла лопату и принялась копать грядку под кабачки. Медленно, с передышками, но упорно и неотступно.

– Светик, не надо, побереги себя, – уговаривала Надя, чуть не плача.

– Ничего, зайка, всё нормально. – Воткнув лопату в землю, Светлана отдыхала, и весеннее солнце золотило аккуратный ёжик на её голове. – Будут у бабули и кабачки, и тыква. И варенье. Всё, как всегда. Уж грядки-то для своей женщины я вскопать смогу, пусть не беспокоится.

Едва оправившаяся, она уже пробовала ходить в спортзал, чтоб потихоньку разрабатывать тело после травм, но проводила там ещё совсем немного времени. О том, чтобы вернуться к соревнованиям, пока и речи не шло, но они рассматривали вариант перехода Светланы на тренерскую работу. Часов она налетала много, опыт был достаточен, чтобы стать инструктором в аэроклубе. Надя попыталась забрать у неё лопату, но та не отдала – продолжала размеренно всаживать в землю штык и переворачивать комья. Наде ничего не оставалось иного, как только взять вторую лопату и тоже приняться за дело. Эта грядка – под кабачки, та – под петрушку, а вон та – под морковку.

– Светик... Может, отпустила бы ты волосы чуть подлиннее, а? – Про виднеющиеся сквозь короткий ёжик шрамы Надя уже не договорила: по колко блеснувшим глазам Светланы поняла, что сказала вопиющую бестактность.

– А давай, я сама буду решать, ладно? – спокойно сказала Светлана, налегая на лопату.

Выписавшись из больницы худой и поджарой, она, несмотря на все кулинарные усилия Нади, до сих пор не слишком-то поправилась – хотела сохранить фигуру более «сухой», с рельефом мышц, без округляющего мягкого жирка и по-детски пухлых щёк, а стрижку теперь носила покороче. Весёлое, крылатое, нежное прозвище «Светлячок» уже странно сочеталось с её новым обликом – суровым, взрослым, брутальным.

– Прости, Светлячок, – пробормотала Надя сквозь солёную горечь в горле. – Не будем ссориться...

Тяжёлый ком земли упал, разрубленный лопатой, Светлана выпрямилась для передышки, протянула руку в садовой перчатке к Наде:

– Иди сюда.

Надя уронила свою лопату, шагнула в объятия. Вот они – родные ямочки, близкие и ласковые, пусть и нет уже любимых щёчек, как у хомячка, и лицо – осунувшееся и строгое. Но глаза на нём – прежние, серые и тёплые.

– Чудо, благодаря которому я живая – это ты. Потому что ты – мой ангел. Никто ни с кем не ссорится, заинька. Всё хорошо. Я тебя люблю.

Осталось только всхлипнуть, изо всех сил обнять и отчаянно уткнуться, что Надя и сделала. И получила крепкий, жаркий чмок в щёку и в висок.