Небо без звезд - [152]

– О-у-у-у! – услышала она сзади и, обернувшись, увидела стоящего у машины Роша – рука вытянута вперед, на глазах злые слезы.

Ей нестерпимо захотелось броситься к мальчику, вызволить его из зажима, обнять, утешить. Но конечно, это было невозможно.

«Ничего, – подумала Шатин, – по крайней мере, там, на Бастилии, я постараюсь всячески оберегать Роша».

Когда машина сделала свое дело, навеки заклеймив тощего парнишку, он кулаком утер слезы, и дроид поставил его – заключенного № 51563 – в очередь за Шатин. Та обернулась к мальчику. Это была их первая встреча после той страшной сцены в полиции.

– Рош, – зашептала Шатин. – Послушай меня. Извини, что так вышло. Я думала, ты просто все фантазируешь насчет «Авангарда». Я и предположить не могла…

Рош переступил скованными ногами так, чтобы отвернуться в другую сторону. Он не желал разговаривать. Даже смотреть на нее не хотел.

– Рош, пожалуйста. Я…

– Не разговаривать, – прогремел дроид. – Встать лицом вперед.

Шатин со вздохом подчинилась. Но не сдалась. Она дала себе слово, что загладит вину перед Рошем. Чего-чего, но времени, чтобы исполнить это обещание, у нее будет с избытком. Ее приговорили к двадцати пяти годам на Бастилии.

Двадцать пять лет в промороженном руднике. Двадцать пять лет в темных грязных камерах. Она слышала рассказы об этих камерах. По сравнению с ними купе в Трюмах представлялись роскошными, как Гран-палас. Ходили слухи, что там водятся призраки. Рассказывали, что якобы умершие на Бастилии навеки остаются там и скитаются по коридорам.

– Всем заключенным пройти вперед, – распорядился глушила.

Очередь перед ней начала двигаться. Шатин волокла ноги, стараясь не отставать.

На ходу задела большим пальцем правой руки указательный, потерла гладкий металл. Она исхитрилась утаить от дроида кольцо Марцелла: спрятала его при обыске под язык.

За спиной она слышала тихие всхлипы. Рош опять расплакался.

– Эй, – шепнула она через плечо. – Вроде бы кто-то утверждал, что он сын отважных революционеров?

Всхлипы затихли, но отвечать Рош не стал.

Шатин прошла мимо дроида, и ей показалось, что оранжевый луч его взгляда неотступно следует за ней. Оказавшись на достаточном отдалении, девушка продолжила:

– И не ты ли говорил, что твоих родителей схватили, когда они исполняли свой долг?

Опять ни слова в ответ. Только тихое шарканье ног.

– Может, ты с ними там увидишься, – сказала Шатин.

Услышав, как хлюпнул носом Рош, она позволила себе улыбнуться, совсем чуть-чуть.

Коридор вел в погрузочный шлюз, где уже ожидал вояжер: его тяжелый корпус с узкими серебристыми крыльями завис над самой поверхностью Латерры. Шатин подняла глаза на опустившийся над городом утренний туман. Ей на нос упала капля дождя. Почему-то она принесла с собой надежду.

Они загрузились в пассажирский трюм, в полутемное помещение, где в два ряда располагались выдвижные сиденья из пермастали. Когда ремень безопасности обхватил ее грудь, Шатин в голову пришла любопытная мысль. За все восемнадцать лет, вплоть до этой самой недели, она практически никогда не пользовалась транспортом, за исключением bateau, десять лет назад доставившего их семью из Монфера в Валлонэ. А за последние дни она покаталась на патрульере, круизьере, комбатьере, мото, а теперь вот и на вояжере.

Недурно для последней недели на Латерре.

Корабль зарокотал, и Шатин ощутила, как ее прижимает к сиденью. Желудок перевернулся, а потом несколько секунд она не чувствовала ничего, кроме странного ощущения: словно бы падала вверх.

Повернувшись к окну, Шатин успела увидеть, как вояжер ныряет в слой вечных туч, окутавших Латерру. Вместо мутной серости, в тени которой она провела всю жизнь, за окном вдруг возникла чистейшая, идеальная белизна. Такая яркая, чистая, ласковая, что Шатин почудилось: она видит не цвет, а отсутствие цвета. Удивительный мир, где нет ничего дурного: грязи, боли, страданий, голода, холода.

А потом она стала невесомой.

Рокот внизу затих, и они поплыли. Она поплыла. Тело оставалось привязанным к сиденью, но Шатин его больше не чувствовала.

Она не ощущала никакой тяжести, словно была слеплена из воздуха. Она была свободна.

Белизна за окном закончилась, небо стало темным. В нем не было звезд. Ни единого огонька. Но чернота оказалась совсем не такой, как на Латерре. Эта тьма не нависала над ней, не давила, не гнула к земле. Она была бесконечно огромной и дарила надежду. Словно в ней открывалось бесчисленное множество дорог.

Корабль свернул влево, направляясь на Бастилию.

И тогда Шатин их увидела.

Три Солнца висели в темноте, как драгоценные камни. Гигантский сверкающий белый шар, и по бокам две звезды поменьше: одна красная, а другая с легчайшим голубоватым оттенком.

Прижавшись лицом к пластику окна, девушка заморгала от света. Более прекрасного зрелища Шатин еще не видела. Именно такими – величественными, захватывающими дух – они ей и представлялись. Яркими, дерзкими и неподражаемыми, куда там их жалким копиям в Ледоме.

Но больше всего Шатин удивилась тому, что Солнца вообще есть.

Сколько раз, лежа ночью в темноте или спеша куда-то под набрякшими дождем тучами, она сомневалась, что Солнца и впрямь существуют. Уверяла себя, что и это тоже выдумка Министерства, обманывающего простой народ ложными надеждами.