Небесный летающий Китай - [11]

– Бляха-муха. Что тут решать? Каменюгу загнать в кружок…

– Вот это он и решает. Стоит в дому и показывает метелкой, куда загонять. Потому что очки начисляют только за камни, которые окажутся ближе к центру дома, чем камни конкурентов. Еще он указывает, как гнать, как подметать, как вышибить чужой булыжник – это тоже можно.

– Ладно. Это я могу взять на себя, – уверенно заявил Георгий Жорыч. – С этим я справлюсь. Только этим и занимаюсь по жизни… только и указываю, как гнать, как подметать… А вот зачем они подметают?

Фельдман удивился:

– Чтобы лед был чистый, зачем же еще?

– Ах, ну да, ну да… Надо бы привлечь инфекциониста. Это его хлеб – за чистотой следить.

– Тут есть загвоздочка, Георгий Жорыч…

– Что такое? – нахмурился Чебуров.

– Лед. Где мы возьмем ледовую дорожку? На дворе лето.

Главврач потер переносицу, соображая. Вопрос был принципиально неразрешимый, а потому относился сугубо к его компетенции.

Фельдман восхищенно следил за сокровенной работой его мысли.

– Настелим линолеум, – сказал Чебуров.

Генрих Исхакович мгновенно поскучнел.

– Георгий Жорыч, – затянул он плачущим голосом. – Вы же знаете ситуацию с линолеумом. У нас второй этаж…

– Слушайте, Фельдман, – голос главврача сделался ледяным, и слышно было, как по этой естественной, спонтанно образовавшейся ледовой дорожке гонят здоровенный не булыжник даже, а валун. – За кого вы меня держите? Мне что – ничего не известно про ваши манипуляции со стройматериалами? Мы настелим линолеум, и стелить будете лично вы…

4

Команда собиралась вяло.

Дело поручили старенькому Кошкину, и он в своем паркинсонизме семенил по этажам, держа в трясущихся руках бумажку.

Георгий Жорыч приказал ему четко: не упрашивать, а вменять в обязанность. Но Кошкин плохо умел вменять в обязанность. Когда-то умел хорошо, потому и вырос в начмеда, однако с годами разучился. И ему, конечно, называли такие поводы к самоотводам, против которых не попрешь.

Тяжелые хронические заболевания. Маленькие дети. Отпуск. Признавались даже во вредных привычках, о которых и так все знали, но закрывали глаза. Эти привычки, конечно, оказывались совершенно несовместимыми со спортом и обещали неминуемое поражение.

Кошкин тыкал скрюченным пальцем в бумажку и порывался что-то сказать, но ему не давали.

Он шел дальше.

Ему было трудно ходить. Вернее, не столько ходить, сколько останавливаться. Особенность паркинсонизма заключается в том, что человеку нелегко начать движение, но если уж он засеменил, его не остановишь. Сердобольные люди придерживали Кошкина за плечо, когда видели, что он достиг конечной точки маршрута.

– Четыре человека! – кричал на него Чебуров. – Четыре! Четырех человек не можете найти! Даже трех. Потому что я – скип.

Кошкин страдальчески моргал. Он не понимал, что такое скип, и думал, что шефу присвоили какую-то новую должность с неограниченными полномочиями. Он оставлял за шефом право именоваться как угодно, хоть Робеспьером. Скип, так скип. В психиатрии, например, кем только себя не называют.

– Дайте сюда! – Главврач вырвал у него из руки пустую и уже порядком измятую бумажку. – Я сам назначу. Идите работайте…

Кошкин пошел работать.

Чебуров нацепил на нос очки и уставился в пустой листок. Потом взял ручку и проставил цифры: от единицы до четверки. Напротив единицы написал себя: фамилию, имя, отчество, должность и стаж полностью. Стоит только начать! Дальше всегда бывает легче. Вообще не задумываясь ничуть, он быстро вписал Гуссейнова, Ежова и Фельдмана. Это вышло у него машинально. И все уладилось.

Сверху он косо начертал: «В приказ» и отнес секретарше.

После этого он вспомнил об инфекционисте, но было поздно: тот ушел на больничный. Дружок из поликлиники нашел у инфекциониста глистов и чесотку – болезни, которые тот подцепил, аки Базаров, во время плановой инспекции этажей. И комар не мог здесь подточить носа.

5

Новоиспеченные мастера керлинга отнеслись к приказу по-разному.

Гуссейнов сказал, что он так и знал, и махнул рукой.

Ежов нервно грыз ногти.

– Послушайте, – твердил он каждому встречному. – Ведь это какое-то безумие. Надо же все-таки учитывать статус. Придут люди, которые хорошо меня знают. Меня вообще весь город знает. И я начну принародно заниматься этим идиотизмом?

Вскоре он окончательно спятил и предложил набрать команду из пациентов.

– А что? – Ежов вскидывал брови. – Лечебная физкультура.

– Меня в городе никто не знает, да? – ядовито ответил ему Георгий Жорыч. – У меня нет статуса, да?

– Вы скип, – жалобно просипел Ежов.

– А кому же быть скипом? Не вам ли?

Ежов заткнулся.

Фельдман молчал и ходил мрачнее тучи. Он горько пожалел о своем высоком положении и остро завидовал инфекционисту.

– Глисты, чесотка, – бормотал он себе под нос. – И что, по линолеуму не побегать?

Линолеум тоже сильно его огорчал. Он имел на линолеум свои виды.

Что до главврача, тот уже подыскивал место для соревнований. Физкультурный зал его не устраивал: слишком маленький, там не разгонишься. Не годился и тесный вестибюль.

«Хорошо бы на свежем воздухе, – мутно прикидывал Чебуров. – А если дождь?»

Он решил, что дождь – это пустяки. Соревнования под дождем лишь обострят впечатление о лояльности. Георгий Жорыч вызвал Фельдмана.