Небесные жены луговых мари - [6]

мертвая валерия

однажды мы сели с валерией на речную ракету и поплыли в рыбную слободу. долго плыть — часа три — дальше камского устья. брызг и ветра за время пути хватило бы нам на неделю жизни в городе — но Валерия сидела в салоне — ела бутерброды и читала книгу — напрасно я ее на открытую корму тащил: она говорила что вот приплывем и там надышимся — а сейчас ее продует и меня продует — и чтобы я туда тоже не уходил и вообще не бросал ее одну. лет нам обоим было по семнадцать — вот я и возился с этой глупой Валерией — сидел рядом с ней в духоте и смотрел на волны через залитое стекло. мы ехали не просто так — а впервые соединиться — на высоких речных обрывах. сентябрьских холмах. мы с валерией давно дружили: сначала познакомились — потом долго писали друг другу письма хоть и жили в одном городе — потом встретились опять — потом решили пожениться дождавшись восемнадцати. в сумке моей были диванное покрывало. ‘юбилейный’ портвейн и резиновая дрянь — вдруг валерия опять передумает и скажет ‘надевай’ — хоть мы уже с ней окончательно договорились что первый раз обойдемся без нее. надо уметь рисковать.. — говорил ей я. Валерия то соглашалась — то не соглашалась с этим. она была в сером клетчатом сарафане толстенной ткани — светлоголовая — с рюкзаком — много ниже меня ростом. я ее голую видел уже сто раз. все что нашел — перецеловал-перетрогал. сто раз мы раздевались — пили так чай — ходили взад-вперед по родительским квартирам. приплыли в рыбную слободу — залезли на обрывы — расстелили покрывало — глотнули ‘юбилейного’ — разделись — легли друг на друга — ой! — допили всю бутылку — спустились к дебаркадеру ждать ракету. вот мы плывем обратно в казань — счастливые-счастливые. валерия по-прежнему не выходит на корму — опять говорит: продует — ты разве не надышался? я подумал про нее: дура.. и подставил для ее головы плечо. впервые в жизни — пока мы пересекали акваторию казани — я подумал о живом человеке о валерии ‘мертвая’ — когда искал своей радости подходящие слова. мертвая — значит смертельная заветная любовь. мертвая валерия — означает валерию реальнее чем только в жизни. любимая всей силой мира живых + так же всей силой мира ему противоположного. мертвая — возлюбленная удвоенная бесконечная ибо крепка как смерть — это уже не я придумал. шепни я тогда валерии свои новые светлые мысли — она бы точно сказала чтобы я. вышел проветриться — и на как можно дольше. но я ничего — молча ждал пристани — и еще на полгода со дня той поездки продолжилась наша с валерией общая жизнь.

мертвая надя

наденька как неразлучник ненастоящая с виду и милая. парочку розовощеких неразлучников мы дарим ей в первый день весны. надя произносит большое спасибо и дышит в варежку. мы отмечаем с ней март и ходим по кондитерским. она не разрешает себя целовать на улице и часто снимает шапку. надя — важная дама. наде тринадцать лет — и не станет больше. мы показываем ей городские развалины — сквозные проходы — затхлые дворы. давай любовничать.. — предлагаем мы и указываем на стенной разлом в котором виднеется мокрая темень и фигурная лестница. надя смеется: нет не давай. а по кирпичным кучам прыгают снегири и неразлучники. надя — маленькая модница — подкрасилась надушилась. надя — обрывок пленки. мы сразу ее забыли — видимо это она старается — не хочет помниться без любви. наденька — бисер и стеклярус: девчачий ассортимент магазина ‘сезон’. надя — загадочный леденец который иногда теряет не то что привычную приторность — а всякую сладость. ярких птиц вокруг надь полно. надя обожает качели. качели скрипят — надя болтает сапожками — яркие птицы над надей кружатся — непонятно верещат: нам становится не по себе. тем: более если подумаешь: и вот это — надежда. но не исчезает наш к наде интерес. надя какая-то никакая: магия посредственности — волшебство дешевой бижутерии — капроновых трубочек, сердечек, бисера, надя имеет огромное значение в двойке. надя в антимире — стеклянный шарик — (много стеклянных шариков): прыгает и молчит: за ним наблюдают попугаи-неразлучники — иногда подлетают и его проглатывают: и в мире номер один начинается очередная жизнь.

мертвая анжела

вот и лето — вот и анжела — анжела павловна — дачница, а вот студенты-полонки — георгий и константин — у одного из них дача неподалеку. георгий — астроном а константин — химик: а анжела павловна на этот раз приехала без мужа. анжеле павловне где-то чуть-чуть за тридцать — и родилась она не в кикнуре и не в яранске, а в городе россошь рядом с воронежем. а мерзавцам нет двадцати. и они-то как раз из яранска — просто заважничали от того что одного родители отправили учиться в вятку а другого в казань — и что когда один гостил у другого в казани оба дважды ходили к мадам сафиуллиной на пески. анжела павловна в бледно-сиреневом платье с нарисованными ирисами и птичками — животик ее очень милый — очень манящий женский — платьем прорисован так хорошо. анжела павловна роскошная — в плетеной шляпе наклоняется среди цветов. георгий и константин с двумя бутылками вина и пачкой зеленого чая с жасмином заходят на ее участок и подвязывают калитку. анжела что-то слушает — высоко смеется и приглашает гостей в дом. все это видит аспазия ремигиюсовна — анжелина соседка: она приехала из жемайтии в наши радостные края. через пару дней прилетает из города анжелин муж — пожарный инспектор: и убивает анжелу павловну — неудачно стреляет и по студентам — стреляет и бежит за ними какое-то время. не догнав возвращается к трупу жены — а этот труп плещется в бочке у огуречных грядок и высунув груди объявляет мужу: ты дурак — господин смирнов. иди теперь целовать волосики у аспазии ремигиюсовны жукаускене — они у нее там не все еще выпали хотя конечно же все поседели. а мне принеси-ка бежевое платье и холодный чай. и господин смирнов просит у анжелы павловны прощения — раздевается до кальсон — подумав стаскивает и кальсоны — и залезает в бочку. смирнова анжела павловна улыбается нам с жестяных коробок старинного чая. анжела — это всегда веселая дачная жизнь, а в двойке — лучшее напоминание об этой жизни.