Небесные побратимы - [42]

В 1920 году к власти пришло правительство во главе с лидером Земледельческого народного союза Александром Стамболийским. Оно провело ряд прогрессивных реформ, в том числе аграрную: часть земель крупных помещиков была передана бедным крестьянам, введена всеобщая трудовая повинность. Однако реакционные силы готовились к реваншу.

Час испытаний

9 июня 1923 года в Болгарии произошел фашистский переворот. В стране был установлен кровавый террор. Прогрессивные силы Болгарии под руководством Компартии объединились в стремлении освободить страну от нового, теперь уже фашистского ига, готовились к вооруженному восстанию.

Накануне восстания реакция провела массовые аресты по всей стране. В Софии был схвачен весь состав ревкома по руководству восстанием. Сотира Черкезова арестовали в Хасково, обвинив в большевистской пропаганде, и бросили в тюрьму.

Обезглавленное во многих округах сентябрьское вооруженное восстание имело лишь кратковременный локальный успех, главным образом в Михайловградском округе, где действовали Димитров и Коларов. Фашисты расправлялись с борцами за свободу с янычарской жестокостью. Сентябрьские бои вошли в историю как первое антифашистское восстание.

Многие партийные руководители погибли под пытками в фашистских застенках. Среди них и Димитр Кондов из Варны, с которым Черкезов поддерживал связь, прибывая из России. Немногим коммунистам удалось эмигрировать.

Лишь через несколько месяцев Черкезова выпустили из тюрьмы. К счастью, фашисты не подозревали о его участии в Октябрьской революции, о встречах с Лениным, другими выдающимися советскими партийными и государственными деятелями и активном сотрудничестве с ними.

Сотир в поисках работы зашел в Управление гражданской авиации. Просителя принял директор - бывший военный летчик Пеньо Попкристев, которого Черкезов знал еще по совместной службе на авиабазе в городке Мустафа-Паше. Туда Попкристев приехал, научившись летать в Германии. Уже тогда у него была пронемецкая, прокайзеровская ориентация. Пеньо встретил бывшего однополчанина высокомерно:

- Ты, насколько мне известно, прибыл из большевистской России. Может, скажешь, чем там занимался? А может, тебя большевики купили и ты у нас хочешь развести коммунистическую пропаганду? Нет тебе места в нашей авиации!

Да, на протяжении веков было две России и две Болгарии. Была Россия Тургеневых, Чеховых, Чернышевских и Россия Бенкендорфов и Дубельтов, Николаев-вешателей и Деникиных-карателей. Была Болгария Левских, Ботевых, Благоевых и Болгария вот таких Попкристевых.

Ветеран авиации продолжал читать лекции, хоть эта работа с каждым днем становилась все опаснее. Его часто задерживали на вокзалах, придирчиво проверяли документы, осматривали багаж. В 1925 году на станции Ихти-ман опять арестовали. Допрашивал его комендант вокзала поручик Муфтачиев, обвиняя в большевистской пропаганде:

- Имеем сведения, что ты ведешь не научные беседы, а большевистскую агитацию, подстрекаешь народ!

Не добившись никаких признаний от арестованного, его под конвоем отправили в Софию, в полицейское управление. А там «до расследования» посадили в тюрьму.

И снова, уже в который раз, потянулись кошмарные ночи в заключении, в неведении, что будет завтра, с допросами и побоями. Через несколько месяцев Черкезова все же выпустили «за недостаточностью улик». Лекции читать строго-настрого запретили.

В Свиштове жены он не застал. Так и не смогла она понять его, жить его стремлениями, его борьбой. Она вместе с детьми навсегда уехала на родину, в Болград. Сотир понимал, что оставаться в Болгарии ему крайне опасно и в 1926 году эмигрировал во Францию.

Родина Парижской коммуны и целой плеяды прославленных пионеров авиации давно привлекала болгарина. В Париже Сотир устроился механиком на авиационный завод, подружился с болгарскими эмигрантами, особенно близко сошелся со студентом-юристом Йорданом Чобановым, который был связан с французскими коммунистами.

Прогрессивно настроенные парижские студенты охотно наведывались к Черкезову на квартиру. Радушный хозяин угощал их вкусными блюдами собственного приготовления, не только болгарскими, но и русскими. Иногда на столе появлялись даже пельмени. Гости с интересом слушали воспоминания Сотира о России, Октябрьском вооруженном восстании, о Ленине. Черкезов пел русские песни - «Стеньку Разина», «По диким степям Забайкалья», а они ему подпевали. Это были хорошие вечера, скрашивавшие пребывание вдали от родины.

Черкезов знакомился с богатой авиационной литературой парижских библиотек, приобрел много фотографий, диапозитивов, работал над проектом самолета, построил несколько летающих авиамоделей. Так прошло пять лет.

В 1931 году новое буржуазное правительство Болгарии объявило амнистию политическим эмигрантам, и Сотир вернулся на родину. После небольшого отдыха в кругу родных он возобновил работу лектора. И в этих странствиях по городам и селам ему вдруг улыбнулось личное счастье: черноокая девушка с восхищением и робостью взирала на авиатора… «Случилось это в ясный, солнечный день в начале декабря 1932 года, - вспоминает Николина Черкезова. - Мой брат Георгий привел меня в читальню, у входа в которую висела афиша, извещавшая о выступлении летчика-ветерана, участника Балканской войны. Когда мы вошли в зал, я увидела своего родственника, разговаривавшего с симпатичным человеком в зеленом габардиновом костюме с приколотым к лацкану пиджака значком в виде аэроплана. Меня представили Черкезову… Я все время чувствовала на себе его внимательный ласковый взгляд. Он оживленно беседовал с братом, старался вовлечь в разговор и меня. Но я робела и молчала.