Небесные побратимы - [38]

Весь день бродил по городу и размышлял, как быть с чемоданом… А ночью вскочил от громкого стука в дверь. В номер зашел тот же офицер из комендатуры с двумя солдатами и потребовал предъявить «ценности», описанные в анкете. Вид у этого деникинца был самый что ни есть грабительский: его прельстили золотые часы - подарок от однополчан, обручальное кольцо и 450 рублей николаевских ассигнаций. Черкезова отвели в комендатуру, а оттуда в тюрьму - «по подозрению в пособничестве большевикам».

В это же время его русский коллега по профессии Михаил Ефимов томился в севастопольской тюрьме. Его белогвардейцы бросили туда за революционную деятельность.

В горниле испытаний

Только в декабре семнадцатого установилась Советская власть в Севастополе. Для ее защиты был создан Революционный комитет во главе с большевиком Юрием Петровичем Гавеном, который свыше десяти лет провел в царских тюрьмах и ссылке. Контрреволюция затаилась, но ждала подходящей минуты, чтобы нанести удар. Потому на всех матросских митингах звучал призыв «Уничтожить гидру контрреволюции!»

Ревком назначил матроса-большевика Ни-кандра Зеленого комиссаром гидроавиации Черноморского флота, а летчика Михаила Ефимова - флагманским пилотом при комиссаре.

«…Он был моей правой рукой, верным соратником и помощником в ликвидации очагов контрреволюции, основу которых составляли вчерашние царские офицеры, - писал впоследствии Никандр Павлович Зеленов. - С Михаилом Никифоровичем мы летали по заданию ревкома бороться с контрреволюционными мятежниками в Ялту и Евпаторию, не раз выезжали катером в Килен-бухту и на другие базы, где располагались авиационные- отряды, проверять их политическую настроенность.

Михаила Никифоровича Ефимова - старейшего летчика - высоко ценили руководители военно-революционного комитета товарищи Гавен, Пожаров, Богданов и Роменец (главный комиссар Черноморского флота) за его активное участие в борьбе с контрреволюцией в Крыму…»

Бывший морской летчик 2-го авиационного отряда Евгений Иванович Погосский добавляет: «Миша Ефимов… оказался отличным агитатором, вел большую агитационную работу среди летчиков и матросов. Все его любили и уважали. Совершая полеты, мы помогали проведению операций против разных белых банд… Ефимов принимал активное участие в этих боевых действиях…»

«Гидра контрреволюции» высунула-таки свою голову, почуяв, что ее время наступило. Немецкие войска заняли Украину и двинулись на Крым, захватывая все новые и новые территории.

Севастополь переживал тяжелые времена. Моряки решили не сдавать немцам флот. Шли ожесточенные споры. В конце концов, накануне прихода немцев (1 мая 1918 года), большая часть кораблей Черноморского флота ушла в Новороссийск уже под обстрелом немецких орудий. С ними отплыли работники ревкома и горкома. Еще ранее срочно уехали в Москву Пожаров и Зеленов - в распоряжение ЦК. Революционные организации Севастополя перешли на нелегальное положение.

Полстолетия спустя московский инженер В. С. Дробицкий засвидетельствует: «…мой отец, токарь Севастопольского морского завода, был членом боевой рабочей дружины. По поручению ревкома он устроил у себя на квартире (Нахимовский проспект, 9) М. Н. Ефимова. У нас часто Михаил Никифорович встречался с летчиками гидроавиации, рабочими и другими товарищами. После оккупации Севастополя немцами отец и Ефимов были арестованы. Схватили и мать, но через неделю ее выпустили. Как потом выяснилось, членов комитета выдал врагам провокатор…»

Женя Черненко узнала из белогвардейских газет об аресте Михаила. Ее любимому грозила смерть. При содействии супруги ее крестного, немки по национальности, германское командование милостиво разрешило «жене» (так назвалась Евгения) свидание с арестованным в севастопольской тюрьме.

В тюрьму ее сопровождал специально приставленный немецкий солдат. «Сдал» Женю следователю, полковнику царской армии Бутовичу. Следователь учинил «супруге арестованного» мучительный допрос, пытаясь выудить побольше сведений о революционной деятельности Ефимова, о связях с большевистскими руководителями, с чекистами. «Ваш муж - государственный преступник! Большевик!» - разъяренно кричал полковник.

Наконец провели в застенок, и она увидела Михаила - исхудавшего, заросшего, в старенькой пижаме и шлепанцах. Он грустно улыбнулся:

- Видишь, в каком я наряде? В чем дома ночью захватили, то и ношу…

Не дали Евгении и поговорить с любимым, грубо оборвали, увели прочь. Поспешно прощаясь, она говорила Михаилу какие-то ободряющие слова, а когда оказалась за воротами тюрьмы, зарыдала. Тяжким камнем давило бессилие… Бессилие помочь Мише, спасти…

Мучительным было пребывание в одесской тюрьме Сотира Черкезова. Об этих долгих месяцах страданий он писал: «Я чувствовал себя, как орел в клетке. Лежал неподвижно с закрытыми глазами… Облегчение приносила мысль, что догадался спрятать чемодан с политическими книгами. В камерах свирепствовал тиф, было душно и грязно. Каждый день уносили тяжелобольных. Заболел и я. Меня бросили на нары в тюремную больницу… Бредил, терял силы. Но, когда приходил в сознание, страстно хотел выжить.