Небесное созданье - [31]

«Только бы никто не помешал, — свербила в голове беспокойная мысль. — Трое суток ко мне — ни души, а потом что угодно. Согласен на все».

Вспомнил пригрезившегося ангела-хранителя, с которым так и не нашел общего языка, и мысленно продолжил с ним спор: «Ну, жил я всю жизнь по-совести, а что нажил? Ни достатка в доме, ни счастья в душе. Сплошное прозябание. Верно поется в песне: „А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг“. Крепко сказано. А у Пушкина в „Онегине“? — И Алексей мысленно продекламировал:

Пускай погибну я, но прежде

Я в ослепительной надежде…

„Да, классики умели любить и чувствовать, на то они и классики. Тот же Пушкин… Ослепительно сверкнул и сгорел. А свет от него остался… Ох, что-то меня нынче на лирику потянуло. Оправдываю ею себя. Защитная реакция“.

Душа рвалась вперед, к Купеческой, но он умеривал прыть, шептал:

— Я никуда не спешу. Я работаю.

И шел неспешным шагом, обихаживая ловушки. Путик от Базовой до Купеческой считался проходным, малопродуктивным, но одного соболька и трех белок он, по ходу, все-таки взял, что было большим везением. Через два с небольшим часа учуял в воздухе запах жилого дымка, разглядел вдали, под кедрами, темные бревна стен и заснеженную крышу Купеческой, отчего теплая волна плеснулась под сердцем.

Заблажил под навесом кобель, услышав шорох лыж, он узнал хозяина и закрутился на привязи, визгливо взлаивая.

На волю вышла Алена в накинутой на плечи шубке, неземная, прекрасная, воистину — небесное созданье. Увидел ее — и сердчишко затрепыхалось, будто белка в петле. До чего же хороша, глаз не отвести. Ради такой пойдешь к черту на рога — не задумаешься. И если еще оставалась тень сомнений в тайном уголке его существа, то она сразу же истаяла, как туманная дымка под солнцем.

— Ну, здравствуй, красавица, — произнес Алексей дрогнувшим от волнения голосом, буквально пожирая ее глазами.

— Привет, — ответила она, улыбнувшись белозубо, но сдержанно, оглядывая его изучающе, с немым вопросом.

— Вот, — сказал он, показав глазами на висящий у пояса мешочек. Движением фокусника отделил его от лямки рюкзака, и подал на вытянутой руке. — Это — твое.

Она с готовностью протянула руки, но удержать не смогла, и мешочек тяжело упал к ее ногам.

— Какой увесистый, — возбужденно рассмеялась она, блестя глазами. — А почему только один? Где же второй?

— Второго нет. Они там слишком кучно лежат. Взять два — сразу заметно будет. Махом поймут, что взято. Да, в общем-то, и одного — за глаза. Его тут килограммов десять, если не больше.

— Ну, один так один, — согласилась она с легким вздохом. — Неси в дом. А он все любовался ею, насмотреться не мог.

— Гляжу, ты уже без костылька.

— Обхожусь; как видишь. И шину сняла.

— А общее самочувствие?

— Теперь — почти прекрасное.

— Рад это слышать.

— Отвяжи Дымка. Ему надоело на привязи. Он так выл, когда ты ушел.

— Отвяжу, когда разберемся с этим, — кивнул на мешочек. — А пока пусть стережет. Мало ли что. Ночью-то не страшно было?

— Еще как страшно! К каждому шороху прислушивалась. А когда Дымок залаял среди ночи, думала кончусь от ужаса. С головой в мешок залезла и дрожала там, ни жива ни мертва.

— Это он на белку-летягу лаял. Она верхами приходит на кедр.

— Мне-то откуда знать, кто пришел. Чуть с ума не сошла.

— Ничего, ты страдала не зря.

В избушке они разделись и сели к столу. Алексей высвободил главный мешочек из продуктового и поставил перед Аленой. Она внимательно оглядела его, поворачивая к свету из окна то одним, то другим боком, изучила пломбочку.

— Десять кило, двести тридцать четыре грамма, — произнесла торжественно.

— Где это написано?

— А вот на бирке. Она между краями верхнего шва.

— Я ее в спешке не разглядел.

— Но вес ты определил почти точно.

— Вес — весом, а ты уверена, что внутри именно это? — спросил он, делая ударение на последнем слове. „Золото“ они по молчаливой договоренности не произносили, словно оба побаивались этого слова.

— Уверена, — кивнула Алена.

— Надо глянуть, что внутри. Все равно придется вскрывать. То, что там есть, пересыплем куда-нибудь, а от фирменного мешочка лучше избавиться. Согласна?

— Молодец, хорошо соображаешь, — похвалила Алена. — Так и сделаем. Потом, если у тебя это найдут, попробуй докажи, что из вертолета. Может, сам намыл. Ведь есть же по таежным речкам россыпи.

— Тоже верно. Только сначала надо найти подходящую тару.

Полез под нары с фонариком и выкатил оттуда литровую пластиковую бутылку из-под кока-колы, невесть как туда попавшую.

Алена рассмеялась.

— А говорил, кока-колы не держишь. Еще надо мной подсмеивался.

— Это не я принес. Летом тут всякий люд шарится. И корневщики, и браконьеры за кабарожьей струей, и тайные старатели. Они и притащили сюда этот плод российского рынка. Обнищали штатные охотнички, зато емкостей разных много стало в избушках. Там и стеклянные баночки с пластмассовыми крышками, и вот бутылки. Продукты в них хранить удобно, — мыши не потравят, да и носить легко. Как говорится, нет худа без добра. — Вытер бутылку тряпочкой и оценивающе повертел в руках. — Объема, думаю, хватит. — Подложил под стоящий на столе мешочек кусок полиэтиленовой пленки, вынул из ножен охотничий нож и, зацепив острием лезвия нить шва, спросил Алену, неотрывно наблюдающую за его приготовлениями: