Небесное Притяжение - [5]

Бойцы поднимаются с желанием, распять орущего свистуна, в проходе, между двухъярусных кроватей.

— Минута на туалет, кто не успел, тот опоздал. Построение на улице. Форма одежды номер два!

Лысый табун, тяжело сопя после сна, несется в туалет. В трусах и майках, выскакивает на улицу — форма одежды номер два. Если у сержанта на ногах «красы», нас ожидает десятикилометровый забег вокруг футбольного поля и спортивного городка. Добежавших до финиша (недобежавших тащим на плечах) ожидает расслабительно-слабительная зарядка.

— Бойцы, легкие проветрили? А теперь упали и отжались сорок раз! А теперь, пятьдесят приседаний. Кто упал — тот пропал. Помните, вы находитесь в специальных военных войсках — фабрика по производству настоящих бойцов.

— Помним, — кряхтим мы: отжимаемся, приседаем, падаем.

— Встать, бойцы! В роту с песней — бегом марш!

— Зеленою весной, под старою сосной

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугой он звенит и нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся-красавица!»

Утренние истязания заканчиваются и начинается заправка кроватей, выравнивание полосок на одеялах, полотенец, отбивка кантиков с помощью табуретов. Наконец умываемся, чистим зубы. Нас строят, осматривают: похожи ли мы на бойцов? и ведут на завтрак…

Никто не знал где мы находимся. Прошел месяц, с тех пор, как нас загрузили на борт самолета. Там, каждому сделали укол, объяснив, что это против морской болезни. Через минуту, после команды: застегнуть на груди ремни — все отрубились. Проснулись, когда самолет стоял на аэродроме. Маркулис ожидал у трапа и свиристел в любимый свисток.

— Подъем, бойцы, приехали…

Куда приехали, зачем, для чего — никто не просвещал.

Полковник Плохишь (Плохотниченко Сергей Сергеевич), на утреннем построении поздравил с прибытием в самые крутые части страны — СВВ и объяснил: «Сынки, где мы находимся — военная тайна, такая же как и Специальные Военные Войска. Я сам не знаю, слово офицера, где мы находимся. Это может быть Зауралье, а может и Заалтай», — признался он. Поверили на слово, но подозрения, что нас водят за нос, остались.

Командир роты, капитан Оганесян Андрей Виссарионович — высокий, стройный, черноглазый (кто-то прозвал его алычей Кавказа), также ничего вразумительного не сказал.

— В армии не спрашивают, а выполняют приказы. Радуйтесь, что здесь не вечная мерзлота и белые медведи, и не пески со скорпионами и сколопендрами.

Нас переодели в серую, мышиную форму курсантов. Построили. Шеренга получилась внушительная — сто пятнадцать человек. Маркулис проорал:

— Смирно!

Хлопнув дверью кабинета, словно салютую, к нам вышли капитан Оганесян и его правая рука и левое мозговое полушарие, отвечающее за координацию движений — старлей Лукашин Алексей Григорьевич — прекрасный речевой аппарат рожденный в Ставропольском крае.

— Здравствуйте товарищи курсанты!

— Здравия желаем, товарищ капитан! — проорали мы, ревностно пожирая глазами отца родного на ближайшие два года.

— Молодцы! Орлы! — похвалила алыча Кавказа, осматривая строй.

— Первый день, он всегда тяжелый, но помните, что тяжело в учениях, зато легко в бою. Как говорят, в наших Специальных Военных Войсках — тут вам не здесь, а там вам покажут.

Гнеденок всхлипнул, стараясь подавить смех. Покосился в мою сторону и уголками губ прошептал:

— Круто сказал.

— Я ваш командир роты, Оганесян Андрей Виссарионович. Ближе меня — родственников не существует. Со всеми вопросами и предложениями, обращайтесь ко мне, или к моему заместителю — старшему лейтенанту Лукашевичу Алексею Григорьевичу. Светлые усики зама, похожие на ячменные колосья, дрогнули, солнечные блики заиграли на зубах, они у него были крупные, как у лошади. Зам обладал артистическим, хорошо поставленным голосом прирожденного демагога.

— Если командир роты вам приходится отцом родным, попробую заменить мать. — Доброжелательные, голубые глаза посмотрели на меня.

— Хороша Маша, да жена Наташа, — хмыкнул Гнеденок.

— Это не мама, а мачеха, — отозвался Хвалей.

— Всегда мечтал попасть в семью, — ответил я.

— Для вас выпала большая честь — служба в СВВ. Можно сказать — вы находитесь на передних рубежах Родины.

Донесся тяжелый вздох Губы:

— Ох, не нравится мне.

— Разговорчики в строю, — прошипел Маркулис. — Когда говорит командир — каждый глух и нем.

— Словесный перл, пора записывать за каждым, — шепнул Гнеденок.

— Командиры — от слова комики, — добавил я.

— Не подумайте, что вы на границе, — вещал Лукашевич, — но помните, что границы окружают нашу Родину со всех сторон. И за теми границами — мир враждебен и опасен. С завтрашнего дня у вас начинается курс молодого бойца. Он продлится месяц. За это время вы обязаны привыкнуть к армейской дисциплине — основе основ, втянитесь в солдатский быт, нет ничего проще и подтянете физподготовку. Наши сержанты — великолепные педагоги и мастера своего дела. Они превратят вас в настоящих бойцов. Помните: здесь вам не там, а там вам не тут.

Так наступили солдатские будни.

Наша казарма — одноэтажное здание, разбитое на два крыла. Возле дверей, на «тумбочке», стоит скучающий, ковыряющийся в носу дневальный. Пока мы проходим курс молодого бойца и постигаем премудрости воинского быта, дневальных назначают из другой роты из ребят старшего призыва. Понятно, что уборкой они себя не утруждали. Для меня все старослужащие были на одно лицо — типичные Маркулисы.