Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [49]

Немного надо было времени, чтобы убедиться в пустоте, в ненужности всей этой игры, где призраки подставлялись на место живых людей и событий. Да и сами игроки не могли долго выдержать… На глазах же у меня был непогрешимый барометр: я видел равнодушие, с которым встречали и провожали всё это те, которые так недавно еще забывали собственную нищету во имя одной, общей всем им, живой народной идеи.

Не везде однако же жажда деятельности прошла вместе с вдохновением. Ассоциация – был любимый мотив всего этого брожения. Оно и понятно в Италии, где ассоциации сделали всё, что было славного в истории Италии.

Ассоциации были везде и всюду. О них писались статьи в журналах и читались всеми; переводили Прудона и раскупали нарасхват. Составлялись ассоциации для постройки железных дорог и для игры в рулетку; для упражнения в риторике и для деланья долгов с патриотической целью; для издания общеполезных журналов и для сооружения памятника Кавуру… Гарибальди предложил ассоциацию для освобождения Венеции и Рима; другие предложили свою для избиения сельского народонаселения Калабрий и Базиликат… Не удивительно, что мало кто обратил внимание на несколько сот городских пролетариев, составивших свою ассоциацию для обеспечения друг другу куска хлеба насущного, на случай болезни или недостатка в работе… Журналы всех партий похвалили их как-то вскользь, и вскользь же обругала их клерикальная «Armonia».

А между тем тут надо искать разрешения великой исторической задачи не только для одной Италии, но и для всей Европы. Итальянские ремесленные братства появились в виде ассоциации для взаимного вспомоществования. Я ничего не имею против принципа взаимного вспомоществования и не понимаю, что можно разумно возразить против него. Избавить людей от опасности голодной смерти и от филантропии, о которой особенно заботился покойный Кавур, дело хорошее во всех отношениях. Теряла при этом только королевская лотерея, потому что из большинства работников, покупавших себе еженедельно в нее билет, мало нашлось таких, которые не решились бы внести в кассу нового братства требуемые ею двадцать сантимов (т. е. около 5 коп. сер.) в неделю, так как за эту незначительную плату они приобретали наверное то, чего могли ожидать от игры только под большим сомнением. А для работника обеспечение ему 1 франка и 40 сантимов ежедневно, на всё время могущей постигнуть его болезни, едва ли не больше значат, чем капитал в несколько сот франков, который всё же не дает ему возможности подняться на серьезно обеспечивающее его предприятие… Может быть от того, что братство взаимного вспомоществования вступало как бы в конкуренцию с королевской лотереей – в официальных кружках его приняли не благоприятно.

Была, правда, и другая причина. Итальянские теоретические демократы не могли обойти своей милостью подобного рода ассоциацию и в некоторых городах, как например в Сиене, их влияние на развитие ремесленных братств оказалось самое вредное. Заседания ассоциаций обратились в какие-то учено-отвлеченные демагогические диспуты о предметах, по большей части лишенных всякого интереса для работников. Эти последние, не видевшие большой выгоды для себя от подобных упражнений в красноречии, остыли мало-помалу и к самому предприятию. Управляющий делами ассоциации, комитет получил от этого возможность распоряжаться самовластно и повел дела таким образом, что касса скоро опустела, несмотря на то, что при устроенном с самого начала контроле не было никакой возможности, кому бы то ни было, употребить в свою пользу общественные деньги. Дефицит произошел не от бесчестности комитета, а только от плохого понимания ими работничьих нужд. Тоже, или почти тоже, повторилось во многих других городах…

В таком своем простейшем виде, т. е., имея исключительно в виду взаимное вспомоществование, итальянские ремесленные братства могли бы существовать очень долго, развиваться в известных пределах, не внося собой ничего нового в народную жизнь, а следовательно и не представляя особенного интереса для физиологии общества… Я говорю: могли; но на деле оказалось, что они вышли на более широкую и видную дорогу…

Имея в виду цель исключительно общественную, они должны были чуждаться политических вопросов, насколько это было возможно, под опасением пристать к какой-либо из существовавших здесь партий и стать, как они, исключительными. К какой бы партии не пристали они – это бы наверное послужило помехой к дальнейшему их развитию, потому что работничье сословие вовсе не представляет здесь политической партии, а, как везде, делится в этом отношении на разряды, сочувствующие то одному, то другому из политических корифеев. Общество же должно было стать общим для всех делом.

Задача довольно трудная – оставалась одна скользкая и узкая дорожка между двух пропастей. Впасть ли в политиканство, или же в непростительный индифферентизм, полное равнодушие к судьбам Италии – и то, и другое было одинаково скверно… Недоброжелатели работничьих братств понимали это очень хорошо, и подталкивали его довольно усердно то в ту, то в другую сторону; то требовали они, чтобы правительство запретило совсем обществу заниматься на своих заседаниях политическими вопросами; то, совершенно напротив, они требовали от представителей этих ассоциаций, собравшихся в Париже на общем конгрессе, чтобы они высказали свой политический символ… Вот почему только те из ремесленных ассоциаций и всплыли наверх, которые прямо имели постоянно в виду перед собой чисто практическую сторону своего существования. И это обстоятельство помогло им окрепнуть. Что было плохо понято в теории, на то указала ясно самая жизнь.