Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [135]
Джусти долго не мог проникнуть этой тайны.
Очень рано он уже стал своими стихами в открытую оппозицию с мирной господствовавшей средой застоя. Но оппозиция эта держалась общих мест и колких намеков против тех общественных дел, которые давно уже были изобличены.
«Джинджиллино», одна из самых длинных его сатир, встретила повсюду громадное сочувствие, несмотря на свою растянутость. В ней представлено со всей яркостью таланта Джусти весь процесс, посредством которого общество каждым своим столкновением с личностью, всем своим влиянием на нее требует от нее полного ничтожества, – обращает человека в ничто, в безделушку и под страшной альтернативой:
В весьма выразительных картинах Джусти представляет разные элементы из жизни своего Джинджиллино, – моменты, которые каждый из его читателей необходимо пережил сам. Нежные родители, повторяя припев: «если не хочешь умирать голым, как родился» – монахи воспитатели – начальники по службе – все только и требуют одного: полной безличности, жертвы всем общепризнанным нелепостям.
Несмотря на свое громадное влияние и на все свои достоинства, стихотворение это не имеет еще в себе той глубины мысли, того понимания общественных условий, которое позже встречается у Джусти.
Оно показывает только, что в нем рано было стремленье воспользоваться своим талантом для того, чтобы вывести современное ему общество из грязного болота, в котором оно разлагалось с некоторым комфортом и бессознательно…
Выставлять на сцены этому же обществу картины его собственного быта такими, какими они представляются на взгляд здорового человека – было для этого недостаточно. Нужно было, по крайней мере, не оставить возможности смотреть на них, как на что-то случайное, частное, – как на карикатуру…
Джусти делает попытки в аллегорической форме высказывать свои взгляды на жизнь, обобщая их. Брать зло, хотя бы случайное, но показать его необходимое развитие в обществе и самим обществом. То принимается он за басню, на манер Эзопа, хотя и без двухстрочной морали в заключении… Такова его «Улитка» (La Chiocciola), которая соединяет в себе все доблести, требуемые современным обществом от современного человека. Улитка для Джусти является каким-то Молчалиным царства животных.
Впрочем, более склонный к тому, чтобы патологически смотреть на жизнь – указывать просто на болезнь, а не морализировать с высоты доктринерского величества, Джусти ограничивается очень немногими попытками в этом роде. Форма басни, апология очень удобна для популяризации какого-нибудь установленного, законченного догмата, нравственного афоризма…
Джусти, разделяя все классические и схоластические предрассудки своих ученых соотечественников, ищет между готовыми уже формами сатир, памфлетов, эпиграмм такую форму, которая бы соответствовала больше его склонностям.
Не находя ее, он создает свою собственную, разработав до крайнего художественного предела чисто народную форму застольной песни…
В полном издании его стихотворений помещены много переводов из Беранже – большей частью очень неудачных. Новейшие биографы его признают все их за подложные… Не берусь решать этого вопроса. Замечу только: мне кажется довольно вероятным, что Джусти переводил Беранже, которого влиянию подчинился уже несколько впоследствии, когда писал вторую свою застольную песню (Brindisi). Но только песня Джусти от этого вовсе не стала менее самобытной и чисто национальной итальянской.
Написанная им в 1838 г. «Апология правительственного Лото»[429] может относительно формы служить типом всех его дальнейших произведений. При всей объективности автора, как говаривали встарь, вы видите тут во всей ее полноте своего здорового развития личность автора. Недостает всё еще той глубины и зрелой выработанности взглядов, которая дается только тесным знакомством с жизнью и внутренним переработыванием фактов.
Собрание стихов Джусти, без видимой связи между отдельными произведениями, представляет какое-то целое эпическое и неудоборазрываемое. Строгих подразделений, рубрик собственно нет. Для того, чтобы не разбежались сразу глаза, при взгляде на всё это многообразное целое, необходима какая-нибудь система, своего рода деление… Для этого я стараюсь по возможности следить за хронологическим процессом зарождения в Джусти той или другой стороны его направления, деятельности. Я указываю на известный момент его развития, стараясь уловить более характеристические черты этого элемента, а вовсе не думаю тем самым делить жизнь автора на какие-нибудь решительные и заключенные, резко разграниченные периоды. Подобное выяснение моих намерений я считаю здесь необходимым, потому что слово вечно стремится к абсолютному и при некоторой склонности понимать сказанное безотносительно, читатель легко мог бы навязать мне намерения и взгляды прямо противоположные здесь излагаемым. Такого рода опасения во мне весьма законны и признаются вероятно законными тем, кто собственным опытом испытал, как, читая какую-нибудь книгу, очень часто натыкаешься на отъявленные противоречия и только после догадываешься, что противоречия были не в книге, а в себе же самом…
Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.
Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».
Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.