Неаполь чудный мой - [15]

Однако по прибытии на остров мы получали щедрую компенсацию: нашим глазам открывались все острова залива, флегрейское побережье, открытое море, образуя чудесную панораму, а воды здесь были неожиданно глубокими, и, чтобы искупаться, мы спускались по металлическим ступеням, вделанным в скалу. Сегодня, возвращаясь по субботам в места своего детства, я вижу, что там ничего не изменилось: и днем и ночью на острове царит все та же атмосфера покоя.

Для машин там установлены соломенные навесы, в сезон их огромное количество; искупаться можно, а вот найти место, чтобы позагорать, трудно. Как и прежде, машины превращаются в импровизированные кабинки для переодевания, а в тени ютятся столики и всевозможные закусочные. Купаться можно неподалеку от въезда и около причала для лодок и яхт, рядом еще с одним маленьким туннелем, где всегда кто-то сидит с удочкой и рыбачит.

В ночное кафе на острове наши родители (в том числе и мои) приходили потанцевать. Сейчас, летом, здесь едят пиццу, наслаждаясь вечерней прохладой, пьют зеленовато-голубые коктейли, приезжают подышать свежим воздухом на этот островок, словно якорем прикрепленный мостками к берегу, отдохнуть от городской сутолоки, спрятаться от нее под защиту горы и черного ночного моря. Подобно всем красивым и забытым местам, этот остров не стареет, потому что уже родился древним.

Антимо Эспозито, первый владелец, вернулся из Соединенных Штатов после войны и купил гору с островом в состоянии, не имеющем ничего общего с нынешним: здесь прежде был торпедный завод, который разбомбили немцы, и до сих пор можно видеть остатки станкового пулемета. Мне всегда казалось странным купаться и загорать в бывшей зоне военных действий, но я занималась этим и на Сан-Мартино, и на Сардинии: ведь оба этих острова использовались как базы для подводных лодок. В Калабрии, например, в Сан-Никола-Арчелла, мне тоже случалось добираться до дальних пляжей по военным туннелям.

Попадая на Сан-Мартино, я, помнится, чувствовала себя словно на парящем в воздухе острове из знаменитых комиксов Готтфредсона 1937 года “Микки-Маус на небесном острове”: там остров с прекрасным садом и красивым домом, где жил профессор Энигм, угощавший своих гостей шампанским из хрустальных бокалов, в действительности оказался атомной лабораторией.

Короткий туннель, идущий через остров, тоже связан с войной.

В “Снах” Акиры Куросавы солдат слышит в заброшенном туннеле звук шагов, но людей нет: ведь он единственный выжил из целого взвода, который теперь явился навестить его.

Вот так туннели, хранящие в себе зимнюю прохладу, хранят и взрывающий тишину звук шагов наших ног, обутых в сандалии, шлепанцы, пляжные тапочки.

Кто знает, обращают ли внимание на потрясающую красоту этого места пузатые, потные неаполитанцы в наушниках, читающие “Спортивную газету”, или жеманные девицы в бикини и их мускулистые придурковатые хахали, или мальчишки с волчьими лицами и бегающими глазками, чьи плавки велики им и в ширину, и в длину.

А потом наступает ночь, с моря приходит ветер, и город исчезает, остаются только столики и лица ребят из компании, собравшейся за одним из них, женщины в легких голубых платьях, с блестящими сумочками, в косынках, чьи губы накрашены блеском, с ровным загаром, полученным зимой в соляриях, в городе. Еще остается какая-нибудь толстая мамаша из местных, нервно толкающая туда-сюда коляску со своим спящим чадом. Лица не меняются, меняются только прически и краска для волос, – и в этих лицах заметны черты сходства с лицами тех, кто приезжал сюда тридцать лет назад – родителей этих молодых людей, поедающих пиццу. Геометрические узоры, стразы, клеш, голос Пеппино ди Капри.

* * *

На обложке двойного компакт-диска “Туристико”, выпущенного клубом “Лидо Туристико”, красуется бурбонский герб, а про само заведение сказано: “A volcanic blend of funky magma, neo soul, laid back grooves and more” [40] .

Уж конечно, место, куда я пришла сегодня утром, совсем не похоже на одну из множества неаполитанских пляжных забегаловок: здесь все продумано таким образом, чтобы посетители приятно провели время в благодатной праздности – то, что по-английски характеризуется словом lounge, которое фигурирует и в названии представления, запланированного на вечер, – “Lounge Art” [41] .

Однако по прибытии на меня нахлынули воспоминания о Лидо – об утреннем Лидо, где отдыхают семьи с детьми, а мы с сестрой купаемся и злимся, что из-за волнорезов здесь везде мелко, и перед глазами встают ясные очертания Прочиды и Искьи, очертания мыса Мизено, словно на открытке.

Сегодня здесь больше не осталось навесов, как в Римини, вместо них стоят зонты из дерева и меди, в тихоокеанском стиле, а в баре “Гавана” – качели и экзотические росписи с жасминами и папайей. С наступлением темноты в этом огороженном пространстве на берегу моря появляются столики, зажигаются огни, жарят на решетке рыбу и пьют вино, подают кус-кус, пахнет корицей и благовониями, которые курятся потихоньку, и потихоньку играет музыка, чтобы не мешать разговорам людей, расположившихся на подушках.

Правда, по утрам, если хорошенько присмотреться, в Лидо еще можно найти следы моих детских воспоминаний: что-то такое в лицах посетителей – группы стариков (“Мы с Виллы Каприччо, из Дома престарелых в Каподимонте”, “Мы старые, но в нас сильно желание жить!”), мускулистых красоток, которые ощущают себя бразильянками, мальчишек с гелем на волосах, семейств с детьми. На пути продавца кокосов, парео, бус и солнечных очков встретилось непреодолимое препятствие – целый ряд песчаных замков, сооруженных из одинаковых готовых элементов при помощи ведерок, точно таких же, как те, что мы строили в детстве. Дальше шумит девичник: веселые ведьмы с фаллосами из картона бормочут вслед Антонио, фотографу, с которым я приехала: