Не знает заката - [25]

– Собирались они два раза в месяц, по четвергам, – пояснил Димон. – Темы заседаний выбирали, естественно, сами. Я в этот процесс никогда не вмешивался. У меня таких семинаров, знаешь, только по официальному плану – одиннадцать штук. Некоторые, правда, давно умерли. А эти… Ну, я как-то к ним завернул, посидел, послушал, вдруг они государственный переворот готовят. Обсуждали что-то такое – насчет структуры истории. Ну, наверное, интересно – кто этим интересуется…

Он опять искоса на меня посмотрел.

Я сказал:

– Борис Аркадьевич просил передать, что за использование помещения мы будем платить по-прежнему. Во всяком случае до конца года, независимо от того – продолжатся заседания Клуба или будет прекращены.

Димон испытал явное облегчение.

– Слава богу, а то я уже начинал прикидывать – не устраивать ли мне здесь какие-нибудь коммерческие мероприятия. Свадьбы, может быть, небольшие, дни рождений… От администрации нашей мы, конечно, определенные льготы имеем. Но ремонт – за свой счет, коммунальные платежи – за свой счет. Вести такое хозяйство, сам понимаешь…

Лицо у него сделалось озабоченным. И мне вдруг пришла в голову мысль, что те деньги, которые ему переводит Борис, идут не в бюджет Центра, а лично Димону. Не знаю, так это было или не так. Если даже и так, меня это не касалось. Я знал только одно: раньше бы мне такая мысль в голову не пришла.

– Пока все сохраним…

Мы договорились с Димоном, что четверги, два раза в месяц, за Клубом так и останутся. Ближайшее заседание будет, скорее всего, семнадцатого июня. Точно я пока сказать не могу, но как только станет известно, немедленно сообщу.

Димон кивнул:

– Конечно, звони.

Он, по-моему, тоже что-то прочел на моем лице.

Тем не менее, ничего не сказал. Напротив, даже вышел на улицу, чтобы меня проводить.

Вот тогда это и произошло.

Место здесь было пустынное. Улица, на которой располагался Центр, расширялась, образуя безымянную площадь. Одним своим краем она выходила на набережную, а по другой ее стороне возвышалось здание Государственной научной библиотеки. Собственно – его боковой фасад; главный вход находился в торце, несколько дальше.

Весь квартал просматривался из конца в конец.

Нигде никого.

Однако в тот самый момент, когда я ступил с тротуара на проезжую часть, между прочим – на «зебру», хотя истертую до почти полной неразличимости, неожиданно прозвучал крик Димона, громкий и бессильный одновременно, а в следующую секунду – надрывный, вонзающийся в сознание скрип тормозов.

Бросились в глаза – серые обводы машины, скошенное лобовое стекло, за ним – размытое до пятна лицо испуганного водителя.

Я даже сообразить ничего не успел.

Бампер сильно ударил в бедро и опрокинул меня на асфальт.

Глава четвертая

На переходе Гелла схватила меня за руку и повлекла через пустынную мостовую, серая гладь которой почти сливалась с таким же серым ночным воздухом.

– Пойдем здесь, – чуть задыхаясь от напряженной ходьбы, сказала она. – Немного опаснее, зато быстрее… У нас мало времени… Надо успеть, пока сфинксы не открыли глаза…

– Сфинксы? – переспросил я.

– Да, сфинксы… Они видят все – сквозь тысячелетия. Если сфинксы откроют глаза – мы погибли…

В голосе ее звенело отчаяние. Он дернула меня так, что я вынужден был повернуть, и потащила вдоль знаменитой решетки с вызолоченными виньетками. Ворота в три человеческих роста были закрыты. Толстая цепь, с которой свисал замок, охватывала собой обе створки.

– Сейчас… Сейчас…

Гелла выставила вперед обе ладони. Пальцы ее напряглись, согнулись. Кончики их подрагивая, словно ощупывая упругую сферу.

Вдруг между ними вспыхнул белесый дым.

Цепь беззвучно распалась.

Медленно, точно открывая путь в неизвестность, створки разошлись, взбороздив землю. Стала видна уходящая в никуда широкая, присыпанная песком аллея.

Смыкались над ней черные листья.

Мерцали статуи, поднятые на постаментах.

– Только не смотри им в лицо!..

– Кому? – спросил я.

– Никому не смотри… Тогда они нас не увидят…

Гелла, как тень, заскользила посередине аллеи. Она будто не шла – плыла над землей, едва касаясь ее краешками ступней. У меня же, напротив, при каждом шаге скрипел под ногами песок. Даже не скрипел, а как-то слабо постанывал.

Более – ни звука, ни дуновения.

Словно мы находились по ту сторону жизни.

– Сюда!.. – приказала Гелла, сдаваясь налево.

Мне показалось, что статуя, возвышающаяся над купами мертвых кустов, поворачивается нам вслед.

– Только не смотри, не смотри!..

На Гелле было странное одеяние: газовая, почти прозрачная ткань, стекающая с плеч как туника. Складки ее чуть-чуть развевались. На ногах – сандалии, поднимающие плетеные кожаные ремешки почти до колен.

– Я сплю? – спросил я.

– С чего ты взял? – Гелла, остановившись вглядывалась в темноту. Кажется, она не могла решить, куда двигаться дальше. – Может быть, наоборот, это раньше ты спал, а теперь – проснулся…

– Не могу отличить сон от яви…

– И не надо их отличать, – сквозь зубы сказала Гелла. – Все равно для вечности разницы между ними нет, между прошлым и настоящим, между выдуманным и подлинным. Все одинаково. И то, и другое – реальность…