Не взывай к справедливости Господа - [19]

Губительный восторг охватил недавнюю школьницу, отодвинув в закоулки сознания осторожность и здравый смысл.

Неясный шепоток шампанского в бокале только подстёгивал сумасшедшие мысли: «Как в кино! Вот расскажу девочкам! Не поверят!»

Молодость глупа и доверчива. Опыт – «сын ошибок трудных» ещё не стоит за спиной её сторожем, оберегая от непоправимого шага.

Учитель знал, что делать дальше.

Приобняв Дину за плечи, он предложил выпить за её красоту, за ушедшее детство и за новое вступление во взрослую жизнь:

– Новый Год – для того и новый, что со старыми привычками и предрассудками надо расставаться, отбросив ложные стереотипы.

Непривычный вкус газированного вина был резким и острым.

Дина непроизвольно передёрнула плечами, потянувшись за конфетой. Учитель, услужливо опередив её, расчехлил наполовину шоколадный батончик и поднёс к губам юной гостьи, которая только откусила краешек и посмотрела на Роберта Ивановича. На шоколаде ровные следы молодых, крепких зубов.

Учитель многозначительно посмотрел в глаза девушки, шутливо поцеловал надкушенную конфету и с наигранным чувством наслажденья отправил батончик в свой резко очерченный кавказскими усиками рот.

– Шампанское пусть пока подождёт, а мы сейчас коктейли приготовим, да? Ты любишь коктейли? – улыбаясь глазами, спросил учитель.

Дина неопределённо развела руками.

– Ну, тогда – вперёд!

Роберт Иванович взял из рук девушки недопитый бокал и поставил его на столик.

Из плоской стеклянной фляжки с затейливой наклейкой немного плеснул в бокал жидкости чайного цвета. Обрезал с одного конца небольшой, как теннисный мяч апельсин, зажал его в кулаке и стал сдаивать в бокал сок, затем сдоил лимон, туда же плеснул ещё из фляжки, добавил сахарной пудры, положил несколько кубиков льда из холодильника. Подумав, добавил ещё шампанского, которое, вскипев, быстро погасло. Перемешал содержимое серебряной ложечкой.

– Вот теперь – в самый раз!

Роберт Иванович, подняв свой бокал с чайной жидкостью из той же фляжки, предложил гостье выпить – за любовь, крепкую как этот напиток, за короткое, как пузырьки шампанского, счастье молодости, за вкус жизни, который можно почувствовать, как хорошее вино из бутылки, которую надо только распечатать. И вот тогда можно пить и пить, наслаждаясь букетом, сотворённым умелым виноградарем.

Такую закрученную, пышную фразу сотворил Роберт Иванович, гордясь своим красноречием.

То ли непривычная, волшебная, романтическая обстановка, в которую её заманили, то ли выпитое за свободу человека распоряжаться самим собой, на что больше всего нажимал учитель, восхитили простушку Дину. Стало свободно и легко, словно не она, а весенняя черёмуховая почка, скинув с себя тесную одеревеневшую скорлупу, распустилась белым цветом.

Присутствие мужчины перестало смущать её, теперь безвольную и податливую.

Всё остальное случилось быстро и неожиданно. Здравый смысл улетел вместе с остатками разума. Короткая сладостная боль внизу живота прошла, как вспышка яркой молнии, после которой следует проливной дождь. И он хлынул, затопив девушку, и понёс её в бурном потоке, кружа в водовороте, как хлипкую лодочку, потерявшую гребца и рулевого.

Глотая толчками воздух, чтобы не захлебнутся, она очнулась, но только уже на другом берегу.

Её учитель и наставник долго извинялся за случившееся, разглаживая ладонями помятые брюки праздничного костюма.

В узком туалете Дина торопливо привела себя в порядок, ещё не осознавая, как всё это отразится на её дальнейшей судьбе.

5

Этой весной наконец-то вернулся из армии долгожданный и ненаглядный сын Пелагеи Никитичны – её Дима, чуть не сорвав с петель тугую избяную дверь.

Стоит, смеётся, солдатский китель нараспашку – свобода!

Самой хозяйки дома не было, и так случилось, что солдата встретила её смущённая квартирантка.

На резкий порывистый гром в коридоре, так непохожий на тихие шаги тёти Поли, так звала квартирантка свою хозяйку, Дина выскочила из постели, да так и осталась стоять, не зная, что делать дальше. Она даже не успела застегнуть халатик, из которого выпрастывалась ночная рубашка.

Сегодня занятия были во вторую смену, и Дина позволила себе дольше обычного понежиться в постели. И теперь вид девушки был совсем не тот, чтобы стоять вот так перед молодым незнакомым парнем.

Она сразу же догадалась, что перед ней тот самый сын тёти Поли, статный, красивый с озорным блеском в глазах.

Пелагея Никитична ушла сегодня пораньше на рынок, не чуя и не ведая, что творится теперь у неё дома. «Сы-нок!» – не раз звала она его во сне, а теперь он – вот он здесь!

Солдат стоял и крутил головой во все стороны – наверное, за время службы и казарменного распорядка, он отвык от этих стен просмоленных временем, от летучих занавесок в мелкий голубенький цветочек, от распушившейся герани на окне и теперь вспоминал – всё ли здесь на месте.

Вид полураздетой девушки нисколько не смутил его:

– А-а, вот кто хозяйничает у нас в доме! – озорно сдвинул он форменную фуражку на брови.

Дина опрометью бросилась за занавеску, приводить себя перед зеркалом в порядок.

А демобилизованный солдат Дмитрий, сын тёти Поли, всё ходил по дому, непривычно скрипя половицами, и посмеиваясь, что-то бубнил себе под нос.