Не вошедшее в сборники - [6]
Вилли не повезло. Отправившись в поисках приключений в Техас, он скоро убедился в том, что времена героических эпопей миновали, и готов уже был повернуть оглобли в родной Массачусетс, когда, как-то войдя в бар старика Вискерса, увидел за стойкой Сибиллу и… остался.
«Любовь питается вздохами, трепетом и лунным светом». Это самая наглая ложь, какую только мне приходилось слышать от поэтов, которые, вообще говоря, никаким нравственным кредитом у деловых людей не пользуются. Несмотря на свои двадцать три года, влюбленность и природную субтильность сложения, Вилли должен был поступить клерком к местному страховому агенту, чтобы поддержать свое восторженное существование у стойки бара старика Вискерса.
Старик не скрывал своего удовольствия, видя воркующую парочку: Вилли имел еще запас городских костюмов, а старик всегда мечтал иметь зятем городского человека.
А когда Вилли подарил старику шапо-кляк, завалявшийся на дне чемодана, вопрос о свадьбе был решен и принципиально и практически. Старик гордо щелкал своим цилиндром и клялся, что бросит Кактус-сити и откроет в городе бар.
Обстоятельства как будто складывались благоприятно, но… неприятность началась именно с цилиндра старика Вискерса. Двое пьяных ковбоев стали задевать какого-то хмурого парня, одиноко тянувшего свое виски-сода. И когда один из них плеснул пивом на столик хмурого молодого человека, тот встал, спокойно надел шляпу, подошел к пьяному и, схватив его за шиворот, перебросил через весь бар. Пьяный шлепнулся на стойку, как раз на гордо сверкающий цилиндр старика. Цилиндр жалобно крякнул, и из блестящего бока вылезла пружинка.
Тут заревели сразу трое: старик Вискерс и оба пьяных. Еще секунда, и дело дошло бы до пальбы, но незнакомец поднял руку и хладнокровно сказал:
— Минуту, джентльмены. Прежде чем пытаться пристрелить меня, подумайте об этом хорошенько.
Он вынул оба своих кольта и обратился к Сибилле:
— Стойте спокойно, мисс.
Потом поднял оба револьвера — бац, бац, бац, и над головой Сибиллы появилась надпись из пуль:
«IDAHO».
Наступила минута молчания. Затем восторженный шепот пробежал по бару:
— Вот так штука…
— Это настоящий стрелок…
— Я знал только одного человека, который мог делать такую штуку, — проворчал Вискерс. — Это Сова Фостер. Он еще выводил рамку из пуль вокруг надписи.
— Ну, этот был чином повыше меня, — весело сказал незнакомец и, подойдя к Сибилле, нежно спросил: — Вы не испугались, мисс?
— Нет, — ответила Сибилла.
С этого момента Идаго-Аткинс прилип к стойке, топтался около нее с утра до ночи и совершенно вытеснил Вилли от стойки и из… судя по веселому щебетанию Сибиллы, и из ее сердца.
Вилли не сдавался. Целыми вечерами он простаивал у стойки в надежде улучить момент и объяснить Сибилле всю нелепость создавшегося положения. Но ни Сибилла, ни Аткинс не обращали на него ни малейшего внимания.
Она болтала о тысяче вещей: о нарядах, о виски, прическах, весне и нападении на поезд, а Аткинс сиял как именинник и глупо ухмылялся.
Наконец Вилли набрался храбрости и решился заговорить, но после первого его слова Аткинс сдвинул брови и сказал:
— Выйдем на минутку.
И когда они вышли, Аткинс произнес:
— Я никогда не убивал иначе как защищаясь, но на этот раз я готов сделать исключение для вас или для всякого, кто будет вторым по эту сторону стойки. Поняли? Прощайте.
Вилли провел бессонную ночь и наутро поделился своим отчаянием со стариком Вискерсом.
— Что же делать, сынок, — развел тот руками. — Женщину берут с бою… А разве кто-нибудь в этой округе выйдет на бой с Идаго-Аткинсом?..
— Значит, молчать?! — в отчаянии завопил Вилли. — А моя любовь? А ваш цилиндр?!.
Старик помрачнел.
— Цилиндр…
И мигом вспомнил старую обиду, забытую в эти тревожные дни.
— Цилиндр… гмм… я подумаю…
Вискерс думал, Вилли предавался отчаянию и страховым полисам, а Аткинс терроризировал всю округу: никто не смел подойти к стойке, когда он беседовал с Сибиллой.
И вот однажды Вискерс сказал:
— Потерпи немного, сынок, я, кажется, придумал. — Запряг свою тележку и уехал.
Вернулся он через два дня в сопровождении маленького старичка, у которого были унылые висячие усы и выцветшие голубые глаза.
А вечером в самый разгар веселья, когда все столики были заняты, тихий старичок медленно пробрался через зал, облокотился на стойку, где Сибилла болтала с Аткинсом, и, взяв его бокал с виски-сода, стал невозмутимо тянуть напиток.
Все умолкли.
Аткинс побагровел, Сибилла побледнела, зрители разинули рты…
— Эй, вы… — закричал Аткинс.
Старичок уставился на него сонными выцветшими глазками и полез в карман… Аткинс быстрее молнии выхватил револьвер… а старичок вынул красный платок и шумно высморкался.
— Эй, ребята, знаете, кто это такой?.. — развязно произнес старик Бискерс. — Кто из вас еще помнит Сову Фостера?
Все молчали. Старичок опять стал тянуть чужое виски, Аткинс опустил руку с револьвером. Потом они опять встретились глазами.
Минуты две продолжалась эта безмолвная дуэль, потом Аткинс хрипло сказал:
— Я… я не спустил бы этого никому… только вам, мистер Фостер… вы победили… Могу я уйти?
Старичок молчал и пристально смотрел ему в глаза.
