Не той стороною - [68]

— Если бы, — долбил он неотступно, — вы поотцовски налетели на вашего вышкварка, молодчик оставил бы свою дурь…

Половнев рассердился и попытался отговориться тем, чем и всегда отговаривался в подобных случаях:

— Болен, болен я, батенька, и стар уже заниматься налетами на свое потомство! Они сами не меньше моего знают, что им нужно. Пусть будет красный, да командир. Лишь бы не нищий, не жулик!

Придорова сердила лойяльность Половнева. Он втянул в себя дым сигары, пожевал и пригрозил:

— Командиром всякий не будет! Командирами там делаются жиды! А вашего сунут в затычки…

— Ах, да что же вы хотите, Лавр Семенович! Чтобы я еще в политику ввязался и свои порядки стал наводить? Болен, болен и стар я, батенька, и не доканаете этим вы большевиков! Хоть бы придумали что-нибудь другое.

— Стар, стар Александр Васильевич! — подтвердил отец Павел. — Для нас с ним церковных дел довольно, и то хоть бы не обидеть кого-нибудь.

— Другое придумаем, — похвалился, скривившись, Придоров, — увидите… А вот вас жалко.

Половнев старчески вознегодовал:

— Я, батенька, Лавр Семенович, не одного сына, как вам известно, имею. Другой сын за границей мытарится, так думаете — лучше ему? Не пишет, бедный, всего, а жалеет, знаю — жалеет, что до локтя зубами не достанет. И дочери у меня… Так разве же христианская жизнь у каждого из нас? Эхе-хе-хе… Не знаю, ничего не знаю, дорогой мой. Страшно все знать, что делается с людьми, и думаете — вам полегчает, если вмешаетесь? Нет, не полегчает. Лучше одним бременем живите, чем еще чужое горе на себя принимать. А если вы не для помощи, а так себе, то и говорить не стоит, Лавр Семенович.

Придоров вспыхнул и пошел к дамам.

Рядом с хозяйкой сидела та попадья, с которой случай свел Лугового при его приезде в Одессу и заставил участвовать в получении из детского дома ребенка. Возле хозяйки и попадьи ахали, разговаривая о действиях чека, соседи и сослуживцы Половнева.

Группа молодежи — подруг и кавалеров Тони — толпилась у рояля. Небольшая группа мужчин и женщин играла на деньги в карты.

Ката, не принимая непосредственного участия в игре, стояла за спинами игроков и со всеми сразу разговаривала, подсказывала, кому как ходить.

Льола была возле нее. Улучив минутку, когда игроки сосредоточились на розыгрыше кона и Ката смолкла, Льола взяла ее под руку и увлекла от стола.

— У меня к вам, Екатерина Александровна, просьба… — нерешительно предупредила она, стараясь угадать, как Ката отнесется к щекотливому разговору.

Ката светло и весело ответила дружеским взглядом. Она обрадовалась, что гордая и недоступная по внешности Льола обратилась к ней за помощью.

— Сядемте, — повернулась Ката к стульям у столика, на котором лежали именинные подарки сестры. — Посмотрим тонин заработок. Ха-ха!

Льола взяла со столика туалетный несессер и улыбнулась с внутренним удовлетворением.

— Мне говорили, — осторожно осведомила она, — что ваш муж за границей и вы с ним переписываетесь… Вероятно, офицеры эмигранты там знают один о другом или могут узнать. Я хотела, чтобы вы для меня, по секрету от Придорова, попросили своего мужа узнать об офицере Луговом и что он вам напишет — сообщили бы мне…

— Это ваш знакомый?

— Нет… Это мой первый муж. Он офицер из штаба Врангеля. После поражения белых я не могла найти его следов. Убитым он найден не был, в плен не попадал, и верного ничего о нем неизвестно. Через Красный крест и Центроэвак, от знакомых — я ничего не могла узнать. Может быть, из его прежних товарищей кто-нибудь о нем знает…

— Вы значит за Придоровым по обстоятельствам воєнного времени? Ха! — с грустной шутливостью сочувственно подсела ближе Ката и глянула Льоле в глаза.

— Почти что так, — просто подтвердила Льола.

— Эх, мужчины, кругом мужчины! Бебехи только какие-то вместо настоящих людей. Всегда ведь были все-таки и мужья и мужи, а теперь на кого ни посмотри, — шпана, больше ничего!

— Шпана! — улыбнулась Льола.

— Ну, обещаю, Елена Дмитриевна, настрочить Николаю, чтобы он всю подноготную о Луговом вызнал. Вы знаете, ведь я люблю своего прежнего благоверного, хоть и живу посвоему.

— Да люблю еще и я…

— Натворили наши муженечки… Мамелюки! Не могли понять, что большевистской музыки не нашим растрепам остановить.

— Вы сочувствуете им? — жадно спросила Льола.

— А лучше разве — эти наши? Посмотрите, ваш Придоров — не пузырь пустой разве?

— Они зато возле нас липнут, а коммунистам мы не нужны.

— Пригодились бы на что-нибудь… Вы к ним присмотреться пробовали? Хоть газеты их читаете?

— Нет.

— Я начала читать газеты, потому что в них нет-нет и попадает что-нибудь о наших. Прочла раз о том пароходе, на котором был Николай. А потом стала думать и о большевиках. Это полезно. По крайней мере станет какой-нибудь умница наш то и се разводить — семь верст до небес, а ты ему возьмешь и скажешь: «А собственно вы, мил-государь, врете-с! Не так оно на земле происходит». Он и захлопает глазами. Попробуйте, если не хотите, чтобы и мы начали пахнуть ладаном, как весь наш паноптикум здесь.

— Спасибо. Буду читать.

— Ну, а я как только от Николая что-нибудь получу — сейчас же к вам донесение.

— Спасибо, Каточка!