Не той стороною - [146]
Узуновы и Льола прыснули от смеха. Молодая женщина подошла к Леньке.
— Леня! Уже вся Москва знает, что тебя и Рисю обманули нехорошие мальчики, и вот один детский попечитель есть. Если ты мальчик хороший, то этот попечитель — есть один такой дядя — даст тебе целую» банку маленьких золотых рыбок. С папой, мамой и няней. Если хочешь получить, пойдем!
Ленька живо повернулся, осмотрел всех и с сомнением заколебался, видно, очень желая, чтоб обещание сбылось.
— Тетя Люба не пустит! — приготовился он хныкать.
Пущу, если перестанешь дуться и куксить, — сказала, улыбаясь, Узунова. — Эта тетя — твоя мама, она своему сынку рыбок даст, сколько хочешь.
— Тетя мама! Тетя мама!.. И Лысе лыбок дашь?..
— И мне рыбок, мама! — затопала ножками и отшвырнула от себя игрушки Рися, вскакивая и направляясь к матери.
— Ты получишь от дяди рыбок и поделишься с Рисей или позовешь ее в гости, — пообещала сыну еще раз Льола.
— В гости позову. Пойдем сколей!
Льола и Узуновы снова улыбнулись, переглянулись. Любовь Марковна скоренько одела мальчугана, попутно урезонивая Рисю перестать плакать.
Льола взяла извозчика — и через полчаса входила в комнату, где ее ждали двое одинаково дорогих ей людей.
Трепетно, не зная, что произойдет втечение ближайшего получаса, переступила она порог.
Изогнувшись подсолнечником, чтобы скрыть смущение, и маскируя свое душевное состояние видимой непринужденностью, прищелкнула звучно, когда ставила мальчика на пол:
— Гопки!
Ленька надуто оглянулся, узнал одного мужчину и с солидным спокойствием пробасил, подойдя к нему.
— Здлавствуй, дядя Шула! — и оглянулся на Льолу, собираясь заплакать. — А где лыбки?
— Здравствуй, Леня! Ах ты, замазур, замазур, как тебя отмыла тетя Узунова! Какие рыбки? — начал трепать сына Русаков.
— У него обида! — сообщила Льола. — Такое ужасное горе!
И она рассказала о том, как ей удалось взять мальчика.
— Получишь рыбок! — сказала она сыну и взяла его за руку. — Этот дядя — твой папа… А с другим дядей не хочешь поздороваться?
Льола взяла за плечо мальчика, чтобы повернуть его к остановившемуся среди комнаты Стебуну.
Ленька чудно, понаполеоновски скрестил руки на груди и неподражаемо величественно проверил:
— Один дядя — папа. А кто этот дядя? Какой дядя лыбок даст?
Все засмеялись. Стебун хмыкнул поребячьи носом.
— Каких тебе рыбок — мальчиков или девочек?
Ленька широко раскрыл глаза.
— Н-не знаю! — запнулся он, отходя к поманившему его отцу.
Стебун полминуты помедлил, собираясь с силами и поочередно поблескивая на каждого из находившихся в комнате глазами, а затем что-то решил и, жестко потемнев, одел кепи.
— Попрошу вас побыть здесь! — неожиданно решил он. — Вам надо переговорить между собой. Я приду часа через два. До этого времени вы, Луговой, не уходите. Увидим, что будет…
И он взялся за ручку двери.
Льола, не отрывавшая глаз от его движений поймала его взгляд и шевельнулась, намереваясь крикнуть, чтобы он остался, но тут же посмотрела на Лугового и беспомощно сникла.
Стебун кивнул головой:
— Пока…
И вышел.
До сих пор он ничем не выдал того, как он намеревается поступить, а от одного его слова зависело поведение Льолы и Русакова. Прощал он судьбе появление человека, сбившее его с ног, или он искал средство спасти свое счастье?
Ничто не говорило за то, что он не пошел в учреждение, которое решает судьбу Русакова. Стебуну стоило только обратиться в ГПУ, чтобы все снова переменилось. Но даже если бы это было и так, Русаков решил ждать. Ответственность теперь, однако, была неизбежной, предоставь даже Стебун Русакову и Льоле поступать, как они хотят.
Чувство неловкости связывало и Лугового и Льолу в первые минуты после ухода потрясенного Стебуна. Присутствие мальчика облегчило для них испытание этой встречи.
Льола, не имея мужества начать с мужем разговор, отдалась забаве с Ленькой, который готов был опять плакать. Хлопая мальчику ладошами и то прячась за стул, то готовясь притворно напасть на ребенка, она развеселила мальчика.
— Не поймаешь! Не поймаешь! — дразнила она сына.
Ее присутствие сделало комнату необычно для Русакова родной и переполненной сиянием.
Он молчал.
Разыгравшийся мальчик остановился, чтобы изловчиться для внезапного нападения на мать, и страшливо предостерег:
— Сейчас я тебе покажу! Сейчас я тебе покажу! И вдруг, бухнувшись на пол, он кубарем перевернулся под самый стул и оттуда вцепился в платье Льолы. Льола ахнула, подхватывая проказника с пола.
— Это кто тебя так учил? Тетя Люба?
— Тетя Люба не учила. Дядя-папа учил. Этот.
Ленька кивнул головой на товарищески усмехнувшегося ему отца и всерьез стал рассматривать Льолу.
— А когда же ты жил с дядей-папой?
Ленька захлопал глазками и невразумительно объявил:
— Тогда!
Потом вспомнил что-то и добавил важно:
— Дядя-папа учил бегать и догонять его, а няня учила любить дядю и давала сахалу.
Льола недоуменно взглянула на мужа.
Луговой объяснил сдержанно:
— Он жил со мной, и я держал для него одну старушку. Это в Георгиевске…
— Хочу к дяде! — заявил Ленька и запрыгал, порываясь из рук матери.
Луговой обнял мальчика, поставил его возле себя и вопросительно поднял глаза на жену. Льола, увидев этот взгляд, взволнованно отошла и виновато замерла в ожидании того, что скажет муж.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Сборник писем к одному из наиболее выдающихся деятелей поздней Римской республики Луцию Лицинию Лукуллу представляет собой своего рода эпистолярный роман, действия происходят на фоне таких ярких событий конца 70-х годов I века до н. э., как восстание Спартака, скандальное правление Гая Верреса на Сицилии и третья Митридатова война. Автор обращается к событиям предшествующих десятилетий и к целому ряду явлений жизни античного мира (в особенности культурной). Сборник публикуется под условным названием «Об оружии и эросе», которое указывает на принцип подборки писем и их основную тематику — исследование о гладиаторском искусстве и рассуждения об эросе.
Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.
Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?
Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.
Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.