Не той стороною - [132]

Шрифт
Интервал

Спор показал ему, что в партии не все в порядке. Но он не знал подоплеки того, что разъединяло партийцев. Надо было этим заняться и узнать, какая распря сваливалась на голову партийцев. Отпор Сте-буну, оказанный Статеевым, его отказ получить из приятельских рук предосудительно предложенные Стебуном секретные материалы его воспламенил. Он дружески ткнул Статеева в бок. Он и сам так сделал бы, имей он время. Но он не мог задерживаться в Москве, так как в его кармане уже лежал билет на обратный выезд; в то же время уехать, не зная, чего хотят недовольные от партии, теперь он не мог, творись с его делами что угодно.

И он поддержал Стебуна.

Выразив одобрение Статееву, он подступил к Стебуну.

— Вот что, Илья… Я в Москве буду еще, но приехать опять в таком же вот положении, — вы знаете, о чем говорите, а я вроде беспартийного — это дудки! Оставаться, чтобы узнать, что у вас тут делается, не могу. Это Максимка пойдет в райком — и готово, мне некогда. Дай мне с собой документы, а Статеев достанет сам… Можешь?

Стебун спокойно пожал плечами.

— Пойдем ко мне — возьмешь. А Статеев пусть попробует сунуться — что ему скажут в райкоме…

— Не ссорьтесь! — вскочил Шаповал, боясь нового взрыва прений. — Расскажите лучше, где кто работает из вас. Ты, Илья, по книжной части?

— У Семибабова, — подтвердил Стебун.

Он коротко сообщил о своей работе в издательстве и Главполитпросвете. В свою очередь спросил у Шаповала:

— А ты что, не там уже?

— Я кручусь. Вожусь в железнодорожной строительной комиссии, мотаюсь между Москвой, Ростовом и еще одной станцией на>! Кавказе. Должен скоро приехать сюда опять, буду на конференции и тогда берусь всерьез поговорить о всех этих ваших делах. Сейчас не в курсе и молчу. Может быть, правы вы. Может быть — другая сторона. Одного боюсь: ой, смотрите, товарищ Стебун, не переборщите со склокой! Пропадем все!

Статеев, после первой схватки опавший и безвольно вслушивавшийся в разговор, не вытерпел и бросил:

— Это разучились у нас уже понимать!

Стебун покосился на него. Возразил:

— Совесть оппозиционеров спокойна. Каждый делает только то, что он считает необходимым для успехов партии. Разница между нами та, что мы понимаем свой долг так, а те, которые ни сядут, ни встанут без «ура» — иначе. Пойдем, Шаповал.

Шаповал уехал, снабженный документами Стебуна.

Прошло некоторое время.

Стебун, зная о целях раскрытой в лесу конспиративной сходки, не совсем сочувствовал тому, что кое-кто из наиболее недовольных отважился на заведомо поспешное ляпанье себе единомышленников путем устройства фракционных массовок. Однако он знал, что организации фракции не избежать, и потому жалел лишь об обнаружении собрания, а не о том, что оно вообще могло состояться. О своем отношении к нему, однако, умалчивал, считая, что неосторожно обнаруживать свою причастность к тем, кто его устроил.

Спускаясь через неделю после встречи с Статеевым по лестнице из своей комнаты в доме Файмана, он услышал, что за ним, по его следам спешит кто-то. Обернулся и столкнулся с Кровенюком.

Кровенюк после неудачной попытки военкомство-вать в Георгиевске оказался в Москве и здесь устроился на какой-то хозяйственной работе в Московском гарнизоне.

С Файманами он установил нешуточное знакомство, когда ночевал у Стебуна. Он тогда не сразу уехал, а договорился прежде с Файманами о закреплении за ним комнаты, прожил у них несколько дней и по приезде из Георгиевска сделался соседом Стебуна.

Все время он хлопотал о переводе на более ответственную работу. Это долго ему не удавалось. Недавно он получил отпуск и уехал в Сочи, о чем Стебуну было известно. Теперь же вдруг снова оказался дома.

Стебун и Кровенюк не разговаривали друг с другом после разговора о дискуссионном клубе. Кровенюк дулся. Но теперь, очевидно, что-то произошло, что заставило его забыть обиду.

Он был в штатском, сиял весь и первый ухмыльнулся, подавая виновато Стебуну руку.

Стебун изумленно ответил на приветствие и с любопытством замедлил шаг.

— Вы демобилизовались? — спросил он сочувственно.

— Месяца два… Из губкома Диссман за меня хлопотал.

— Гм! — Стебун скрыл злую усмешку. — Вы же уезжали в отпуск?

— Да, я ездил, но, знаете, оппозиция все… Из-за этого приехал. Еду в распоряжение губкома на юго-восток.

— Эх-ха! — скривился в чувстве недоумения Стебун. Пересилив себя, он принял подкупающе-дружественный вид и с видимым бесстрастием резонерски возразил:

— Ну… Причем же тут оппозиция? Нам работники нужны всегда.

Кровенюк не согласился с этим доводом и увлеченно стал объяснять:

— Работники нужны, но не представься случай — никто обо мне и не знал бы. А оппозиция склоку развела, я и пригодился. Вы знаете: у них настоящая фракция. Разводят нелегальщину.

— Да, говорят, — согласился Стебун.

— Ну вот! А кто не склочничает, тому дело найдется. Я был в Сочи, а там теперь весь центр. Только что настроился с месяц отдохнуть, а тут телеграмма о том, что наши партийцы в лесу устроили тайную сходку. Влас вызывает в Москву Ладо. Тарас было в панику. А Ладо: «Ничего, ничего, кацо, давай дадим директиву». Посоветовались и написали Власу особого ничего не предпринимать, пока не возвратятся, а потом сразу со всем этим кончить. Нужно везти пакет… С почтой посылать нельзя, а я тут. Командируют тогда меня. Я и отпуска не кончил, а скорей за пакет да в Москву. Тут спрашиваю о работе, мне и говорят — езжайте пока в губком на Волгу. Будете начальником милиции, потом получите назначение больше. Надиях поеду.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Казнить смертью и сжечь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Сборник писем к одному из наиболее выдающихся деятелей поздней Римской республики Луцию Лицинию Лукуллу представляет собой своего рода эпистолярный роман, действия происходят на фоне таких ярких событий конца 70-х годов I века до н. э., как восстание Спартака, скандальное правление Гая Верреса на Сицилии и третья Митридатова война. Автор обращается к событиям предшествующих десятилетий и к целому ряду явлений жизни античного мира (в особенности культурной). Сборник публикуется под условным названием «Об оружии и эросе», которое указывает на принцип подборки писем и их основную тематику — исследование о гладиаторском искусстве и рассуждения об эросе.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.