Не той стороною - [131]

— Так-то так… — не договорил и остановился задумчиво Лысой.

Другие присутствующие, очевидно, в этом вопросе были на стороне Ладо. Влас резко потребовал, выражая общее настроение:

— Нет, товарищи, с церемониями кончим!

Ладо сделал успокаивающий жест и заключил разговор предложением:

— Тут поговорите, что сделать, если блок не осядет, когда мы уедем… Кто бывал на курорте, расскажите лучше, как там с почтой?

— Почта не совсем…

Заговорили об условиях отдыха на Кавказе.

Между тем секретные документы действительно ходили по рукам, и оделял ими партийцев прежде всего Стебун. О том, что в верхах партии опять назревает распря, заговорили снова, и снова каждый здоровый коммунист почувствовал в душе червяка тревоги за то новое испытание, накануне которого находилась партия. Оппозиционеры, угадывая, что оживление в их рядах стало известным, скрывали еще свою организанию, но вслух стали поносить партийные органы.

В это время в Москву для реализации отпущенных на постройку железной дороги кредитов приехал Шаповал.

Стебун неожиданно встретил его со Статеевым, который расклеился и издергался к этому времени настолько, что губком для его собственного спасения снял его с ответственной работы и направил для сек-кретарствования в низовую ячейку. Оба партийца составляли со Стебуном компанию, подвизавшуюся в годы гражданской войны на Южном фронте. Друг в друге чувствовали силу.

Шаповал обрадовался и вцепился в Стебуна.

— Товарищ Стебун, заняты? Идемте к Максиму!

— Идем!

Стебун знал, что Статеев крепко недоволен новым своим назначением и, полагаясь на доверие прежних своих сподвижников, решил повлиять на них с целью их привербовки к оппозиционерам. Статеев жил неподалеку.

Шаповал о самом главном и заговорил, лишь только приткнулся к стулу.

— Ваша компания бузит, говорят? Вы оппозиционные дела знаете? — спросил он прямо Стебуна.

— Да! — признался Стебун.

— Чего вы хотите?

Стебун снял и стал протирать выжидательно пенснэ. Кивнул головой в сторону развинченно заходившего по комнате Статеева.

— Что ж… Максим, вероятно, тебе расписал уже? Мы — мелкобуржуазные уклонисты.

— Лазарем ты не прикидывайся и на Максима не кивай, а говори толком! В чем разногласия?

Статеев вдруг остановился и возразил:

— О разногласиях не спрашивай! — бросил он. — Выдуманы. Дело не в разногласиях, а в том, что много кандидатов в вожаки.

Он отступил, снова остановился, махнул рукой, выругался и стал обличать:

— Чорт знает что делаем! Все варились в одном котле и вместе совершили революцию. Друг другом дорожили и спаялись на всю жизнь на одном общем деле. Теперь же будто не поделили приисков с золотом… Публика балдеет. Правда в том, что в верхах вся вина… Генералы перегрызлись. Но пусть попробуют затеять раскол… Партия кому-то шею сломит.

Стебун встал и сощурился на друга.

— А вы думаете, что от партии зависит не допустить раскола?

— А от кого же?

— От Ладо, от Тараса и Лысого… От руководителей, которые занимаются тайными группировочками и устраивают свои фракционные совещания тайком от штрафных членов верхушки с целью окончательной их изоляции. Знаете вы об этом что-нибудь?

— Не знаю! — резко возразил Статеев. — Я варюсь в ячейке, и высокая политика не для меня. Не удостоен!

— Хорошо! Читали вы, какими разговорчиками отвечают архистратеги наши на то, что происходит вокруг?

— Не читал, не знаю. Слышал, с какими-то документами носятся оппозиционеры. Ерунда!

— Могу дать прочесть, если хотите.

Статеев отверг с сердцем:

— Подпольных секретов знать не хочу!

— Почему? — сверкнул взглядом Стебун.

— Я член партии и не новичок! Если документы ходят по рукам из-под полы, подсовываются партийцам потихоньку от партии, то препозорная это метода добывать мне их таким путем! Я для революции и партии дал достаточно и имею право требовать, чтобы мне всякий верил и дал и официальном порядке тот документ, который ходит как секретная раскольническая агитка. Теперь, когда знаю наверно, что ходит протокол какой-то, пойду в райком и потребую, чтобы в райкоме имели копии для ознакомления партийцев. Это не тайна мадридского двора, а партийное несчастье…

Шаповал, растерянно наблюдавший доселе за страстностью спора, вскочил одобрительно.

— Правильно, Максим! Ты так и действуй, но стоп — не кипятись! Стебун за партию болеет по своему и спотыкача не хочет. Неладное что-то. Мы его уговорим вместе. Давайте не ссориться. Эх, товарищи, поехать бы вам обоим со мной, послушать, что пролетариат говорит о вашей бузне…

Шаповала поразила страстность тона обоих схватившихся для недоброго объяснения товарищей. Он доселе был настолько поглощен насущнейшей повседневной работой по строительству и закреплением позиций пролетариата в казачьем краю, что только с трудом представлял себе, как другие партийцы могут заниматься чем-нибудь иным.

И он не меньше чем Статеев и Стебун перенес болезней, пережил тягот, растратив едва ли не большую половину своего здоровья. Но в то время как Статеева пережитое, несомненно, надломило, а Стебуна повернуло к большевистской творческой работе боком, он, Шаповал, не сбился с пути и после того, как многие из его соратников сделали уже не одну осечку в работе. Никому он не скажет, что помимо всяких забот о заводе, железной дороге, партии его душа накачана счастьем шевелящихся в голове дум о «старухе», ради которой готов был быть еще деятельней и самоотверженней.