Не той стороною - [121]

Любовь Марковна засветилась на мгновение хорошим чувством. Это было чувство радости за отзвук человечности в том, что сплотило их сейчас на минутку. Но и за Русакова и за Льолу ей со стороны сделалось страшно, и она кончила вздохом.

— Чудовищное положение у вас! — качнула она головой, наливая мужу чаю.

Русаков бодро встряхнулся и решил заговорить о цели своего прихода.

— Спасибо, Любовь Марковна, за сочувствие, но вы еще всего не знаете. Я к вам и Якову Карповичу, с неслыханной просьбой…

И Любовь Марковна и инженер обернулись на выжидательно сникшего и колебавшегося продолжать гостя. Зная Русакова, они не усомнились ни на мгновение, что просьба, о которой он заговорил, не выйдет из рамок возможного для них, и сейчас же друг другу подсказали взглядом о том, что нужно гостю помочь.

— Говорите, Всеволод Сергеевич! — попросила Любовь Марковна.

— Говорите, говорите! — подтвердил и Узунов.

Русаков поднялся.

— Вы знаете, что по требованию Придорова Льола отдала, когда выходила за него, ребенка в приют… Это было два года назад, когда мы впервые встретились здесь с Яковом Карповичем. Яков Карпович же мне это и сказал… Ребенок в приюте если бы и не умер, то для нас с Льолой во всяком случае оказался погибшим. Я поэтому тогда же поехал в Одессу, и мне удалось его ваять к себе. Все время он жил со мной в провинции, где я работал на заводе. Теперь ему три года. В провинции я дольше не смог работать и вместе с тамошним директором перевелся на работу сюда. Ленька все еще со мной, но я не знаю, что с ним делать, пока он вырастет. Могу оплатить его содержание, но боюсь, чтобы он не испортился в руках случайных нянек… В этом деле я и рассчитываю на Любовь Марковну…

— Хотите доверить Леню нам? — угадала Любовь Марковна.

— Да, пока со мной что-нибудь не произойдет… Если вы и Яков Карпович не сочтете это за злоупотребление вашей дружбой…

— Ах, Всеволод Сергеевич! Помоги мы спасти мальчишку от приюта — так это же и Льола с ума сойдет от радости, когда — она получит сына. Я удивляюсь, почему она тогда же вместо приюта не поговорила со мной и не дала его мне. Но, видно, Придоров окончательно лишил ее сообразительности. Ты, комиссар мой, голос против не подашь? — усмехнулась инженерша мужу.

Узунов улыбнулся в ответ на прозвище, мягко кивнул головой:

— Это, Любочка, дело твоей компетенции. За пионерами смотреть нам не приходится, значит у нас одна Рися, да и та уже не маленькая. Если это будет в тягость нам, то придумаем что-нибудь другое вместе со Всеволодом Сергеевичем, а теперь помочь надо. И Елена Дмитриевна не забудет до смерти этого и Всеволоду Сергеевичу мы поможем…

Любовь Марковна посветлела и энергично потребовала:

— Давайте Леньку немедленно. Я и вам и Льоле покажу, как надо растить детей. Завтра же давайте его к нам! Да не думайте, что вам никто не сочувствует… Если в таком случае старым знакомым не помочь, то где же и дружба и человечность?

У Русакова от благодарного чувства задергались живчики на лице.

— Кгм-м!

Он с силой удержал подступавшие к горлу спазматические движения и пожал женщине руку, одновременно бросив благодарный взгляд в сторону Узунова. Объяснил успокаивающе:

— С визитами к Леньке я вам надоедать не буду. Я уверен, что он будет иметь все, что надо… Еще только одна просьба к вам, Любовь Марковна, и к вам, Яков Карпович. Просьба, чтобы Льола пока не знала о ребенке. Скройте от неё все, что касается и ребенка и меня самого.

— Я объясню это Любовь Марковне! — предупредил сочувственно Узунов, знавший лучше о намерении Русакова скрывать до времени все от жены. — Посидите еще немного, — добавил он, встав, чтобы задержать намеревавшегося прощаться гостя. — Расскажите, что вы делали в провинции.

Русаков присел на минуту.

— В провинцию я поехал, потому что там безопаснее всего прожить с Ленькой, без боязни какой-нибудь случайности, которая все повернула бы подру-гому. Прожил там два года и не каюсь.

— Вы работали на заводе? Значит кто-нибудь знал, что вы имеете специальность?

— О специальности не знал никто, но мне пришлось в лазарете долго лечиться С одним коммунистом, который оказался после фронта главным лицом для завода. Этот коммунист встретил меня здесь, в Москве, как раз когда я узнал, что Льола отдала Леньку в приют; он и позвал на должность помощника директора, не зная даже, а больше угадывая, что я на заводе пригожусь. Я поехал ради Леньки. Работы оказалось достаточно, с Ленькой все устроилось, и вот… жил!

Узунов и Любовь Марковна переглянулись, заинтересованные, очевидно, вопросом о том, насколько Русаков изменил прошлому. Вдвоем повернулись вопросительными взглядами к наблюдавшему за ними выжидательно гостю.

Русаков понимал, что он главного не сказал, но намеренно умалчивал о своих взглядах, пока старые друзья его и его жены сами не спросят о том, как он представляет свою жизнь с властью, против которой недавно шел.

Узунов, больше для того, чтобы это знала жена, чем для самого себя, мягко сник головой, осторожно помедлил и наконец спросил:

— Работать вы могли там, Всеволод Сергеевич, только весь находясь на виду у большевиков… Значит, переменили прежние взгляды?