Не той стороною - [11]

Назначение Русакова комендантом «Централи» почти совпало с тем временем, когда Коммунхоз вследствие новой экономической политики начал восстанавливать гостиницы, выселяя из них жильцов. Жильцам «Централи» также предстояло убираться из своих углов. А деваться им было некуда. Русаков, предвидя это, взялся отстаивать «Централь».

В тот день, когда решалась судьба дома, он по разным делам толкался в райжилотделе в кабинете заведующего. Повернув посвоему решение относительно «Централи», он вышел в коридор и вдруг столкнулся здесь с осторожно загородившим ему дорогу мужчиной, инженерская фуражка которого обнаруживала специалиста, работающего на советской службе.

Этот инженер, увидев Русакова еще в кабинете заведующего, с безграничным удивлением отступил в угол. Затем украдкой вышел, побродил по коридору и теперь вдруг выступил, останавливая коменданта взглядом, исполненным сенсационного всполоха.

Встретив этот взгляд и узнав человека, смотревшего на него, Русаков на мгновение растерялся и отступил. С катастрофической беспомощностью мгновение помедлил, но, потемнев от безвыходности, пересилил себя, бросил осторожно проплывший вокруг неспокойный взгляд и с деланой беспечностью выговорил:

— Узунов! Как вы попали сюда?

Узунов с испытующей медлительностью пожал плечами. Тихо возразил:

— Я же не спрашиваю — как вы «попали» или пробрались сюда… Это щекотливый вопрос. Это вас здесь Русаковым зовут?

Русаков вздрогнул.

Что-то хлестнуло его в вопросе Узунова о той фамилии, которой он назывался. Несколько мгновений он не шевелился, тяжело дыша, а затем потер виски, поднял тяжело голову и с покорной краткостью признал:

— Благодаря этому я спасся… Хотите — не узнавайте меня, и разойдемся…

Узунов мягко взял его за руку, заставляя следовать с собой по коридору, и, оглянувшись, деликатно предостерег:

— Это меня не касается, Всеволод Сергеевич! Вы ошиблись — ничего не поделаешь. Не мне судить вас. Но раз уж вы тут, то мне нужно, чтобы вы мне помогли. Давайте, выйдемте на улицу…

Русаков сник головой, вопросительно оглянув инженера, и они вышли.

Узунову не нужно было знать ничего другого о знакомом, которого он встретил. Достаточно было одной столь неожиданной встречи, — об остальном, что его могло интересовать, легко было угадать. Он и не спрашивал ничего, а только, держа за локоть потрясенного, как и он, встречей человека, несколько мгновений успокаивался. Пока они вышли на улицу, он уже решил, что судьбы Русакова ему в разговоре больше касаться не следует. Они остановились, и он, осторожно подбирая слова, объяснил:

— То, что вы здесь свой человек, скорей всего поможет мне устроить дело, за которым я пришел. А я отчаялся чего-нибудь здесь добиться. Ваши дела вы можете устраивать, как хотите, и можете быть уверены, что я ни в обморок от того, что вы вынуждены делать, не упаду, ни тыкать пальцем в собственную добродетель не буду. У вас с жизнью плохая игра вышла. Но не от нас это зависит. Вы хватили всего, наверно…

В голосе Узунова звучали нотки сочувствия. Но он испытывал неловкость, ведя уличный разговор, и спешил.

Русакова тронула его деликатность. Почти помимо воли он ответил надрывистым признанием:

— Ах, Яков Карпович, я лучше чем кто другой вижу, что одна моя ошибка будет давать себя знать мне всю жизнь… Я не каюсь, но разве я не мог бы жить лучше других? Перевернулась жизнь!

— Да, она все-таки перевернулась, как мы ни отмахивались от этого… Но это — тема большая. Давайте говорить о том, из-за чего я вас остановил. Я обещал и волею-неволею обязан устроить недели на две квартиру одному нашему бывшему коллеге…

Русаков вопросительно поднял глаза.

— Придорову, — ответил на взгляд Узунов. — Он на-днях привозит сюда за покупками какую-то свою сожительницу. Я обещал устроить его. Но у меня, у жены бывают студентки, комсомолки, да и дети у нас… А от Придорова, вы и сами знаете, пошлятиной разить будет на всю Москву. Какая там у него сожительница — еще неизвестно. Чтобы не заводить в доме кабака, я решил отыскать ему сто квартир, только пусть не показывается ко мне. Но хожу уже два дня — без толку. В жилотделах одно: «Подайте заявление — запишем в очередь». А я, если комнаты не отыщу, мужества отказать ему, когда он приедет, не наберусь. Вы, если человек здесь свой, можете мне устроить. Выручайте…

Русаков подумал мгновение.

— Хорошо, — согласился он. — Это как раз я могу сделать без всякого труда. У меня комната и комендантская канцелярия. Поселюсь в канцелярии, а им освобожу пока комнату. Направите его, когда приедет, ко мне. Я вам дам адрес «Централя». Это тот дом, в котором я живу. Но только пусть он спросит там Калашникова. Есть такая семья, которую я предупрежу. Я хочу, чтобы Придоров и не подозревал о моем существовании в Москве. Дверь в свою комнату я замкну и заставлю шкафом. Приму меры к тому, чтобы он не увидел меня ни в доме, ни где-нибудь на улице. Хотя растительность меня и изменила, но вы, например, узнали меня сразу, Придоров же способен на все, если узнает меня…

— Это и я имею в виду…

— Ну вот, это делаю для вас, Яков Карпович. Можете по жилотделам не путешествовать.