Не той стороною - [102]

Шрифт
Интервал

Как раз тогда, когда сумерки сгустились, дохнуло смертью.

Умер, не сказав спорившим большевикам своего умиротворяющего слова, Ленин.

Массы потрясло.

Каждому, кто с Лениным совершал революцию, стало страшно за свое невмешательство в партийные дела. Ленинское ополчение рабочих с заводов, фабрик и мастерских стало под партийное знамя. Так верней был успех дела Ленина.

Споры оказались не к месту. Довлело надо всем незабвенное прощание масс со своим умершим вождем, а затем началось равнение рядов новых армий партийцев.

Стебун опал на некоторое время, что-то в нем заскрипело как-будто. У него так же, как и у Шапо-вала, сердце работало скверно. Он не замечал раньше, что живет за счет растраты собственного здоровья, теперь же дело дошло до того, что ему пришлось наведаться к доктору.

Доктор заботливо стал успокаивать его.

— Ничего, ничего! Поживете еще. Вылечить вас нельзя, но отдохните недельки две, месяц, серьезно отдохните — и еще повертитесь.

Стебун пробовал отдыхать. Но он никуда не поехал, на бездельничанье же его хватило ненадолго.

Пересилил себя и, решив, что недомогание — результат временного упадка духа, взял себя в руки.

Он и теперь продолжал жить у Файманов.

Файман и Файн продолжали цвести.

Побездельничав дома несколько дней, Стебун сделался свидетелем некоторой временной размолвки между двумя компаньонами. Из случайного разговора с одним из соседей узнал, что ссора у друзей «принципиальная».

Магазин Файмана однажды был под угрозой пожара.

В это время Файман с семьей был на даче, Файн же жил в «Централе», где находился и магазин.

Разбуженный комендантом Файн, зная, что Файмана в городе нет, бросился на улицу к магазину, чтобы распорядиться на пожаре вместо компаниона.

Возле начавшего гореть дома собралась толпа. Горело что-то в кухне в квартире, смежной с магазином. Комендант набросился на Файна, считая его причастным к предприятию Файмана:

— Открывайте магазин, выносите что можно!.. Товар спасти можно, если распорядиться.

Паника уже началась. Из дома выбегали жильцы с вещами.

— Ключей нет! Ключей нет! — охал файн.

— Сломайте замок! — посоветовал кто-то.

Файн ухватился за предложение.

— Кто сломает? — попробовал найти он добровольцев.

— Трешницу за фокус, я открою дверь! — подскочил какой-то тип из зевак.

Файн отступил от него, не желая тратиться, но, заслышав звонки приближающейся пожарной команды, решил разориться, думая потом предъявить счет Файману.

— На трешницу, ломай!

Тип извлек немедленно из кафтана фомку, подступил к двери, и через три минуты замок был сломан.

Файн соображал, что ему делать.

— Гражданин милиционер, покараульте возле скамейки, мы будем со сторожем вытаскивать товар, да отгоняйте публику.

Но публику стали отгонять и пожарные и несколько сбежавшихся милиционеров.

Файн и сторож ворвались в магазин, схватили по нескольку кусков мануфактуры и выбежали с ними на тротуар.

— Ой, сгорим! Ой, завалится верх! — заохал не рискнувший вторично вбежать в магазин Файн, увидев пожарных, ринувшихся наверх, где бился огонь.

— Помощь наймите! — крикнул сторож. — Дайте людям по целковому, и пусть вытащат товар…

И он тоже отступил.

— Зовите, заплачу! — решил Файн.

— Эй, кто поможет выносить?! — зыкнул сторож. — Помогайте, хозяин заплатит…

В магазин рванулось человек двадцать добровольцев.

— Ой, довольно, довольно! — завопил Файн. — Никого не пускайте, граждане милиционеры!

Пожарные орудовали там, где был огонь.

Подозрительные зеваки, бросившиеся на заработок, моментально половину мануфактуры перебросили на тротуар.

Но огонь удалось наверху погасить, пожарные начали слезать, и милиционер объявил Файну, что пожару конец.

— Все, хозяин! Потух пожар! Сгорели обои, да на кухне занялось…

— Как потух? Зачем же пугали зря?! — воскликнул Файн, удостоверяясь, что его хлопоты действительно ни к чему. И он отер с лица трудовой пот.

— Потух! — подтвердил милиционер. — Складывайте все обратно.

Добровольцы-носильщики во главе со сторожем остановились.

— Сумасшедшие люди! — вышел из себя Файн. — Магазин разорили! Попортили зря товар! Фараоны угорелые!

Он забегал возле горы выброшенного товара, охая и хватаясь за голову.

Но делать было нечего. Он отер еще раз на себе пот и повернулся к зубоскалившим по поводу происшествия помогавшим ему добровольцам.

— Носите обратно!

Но у тех уже отбило охоту к работе.

— Э, хозяин, рассчитайтесь прежде!

— Да отнесите же прежде!

— А заплатите по сколько? Ведь это работа — не то что за столиком копаться! Как сумасшедшие бегали туда и оттуда!

— Ну, побегали, и заплачу… Сколько вы хотите?

— По три рубля.

У Файна подкосились ноги.

— Что? Вы взбесились?

— Да это еще кто, спрашивается, сбесился! Чего лаешься? Давай деньги да сам носи назад, если хочешь богатеть!..

— Гражданин милиционер, это что же такое за грабеж, когда у человека бедствие! И зачем же я буду платить, когда магазин Файманов, а я Файн.

— Платите, платите, гражданин! Сам слышал, когда горело, обещали…

— Он хочет, спекулянтская душа, еще на этом экс-плоатировать! Плати по трешке, если заставил зря таскать свое тряпье! Сам виноват, что в штаны наделал с переполоху!

Милиционер скомандовал.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…