Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею - [3]

Да, так было не всегда. Некоторые книги и воспоминания знакомых автора, которые работали в КНДР в конце XX в. или на рубеже тысячелетий, рисуют иную, более мрачную картину, связанную с «трудным походом» и его последствиями. Многие образы того времени довольно сильно въелись в массовое сознание и не покидают его, но автор не раз говорил, что одной из важных ошибок при оценке ситуации в Северной Корее является недоучет того, что эта страна меняется и зачастую быстрее, чем мы представляем это себе, находясь «снаружи». Отчасти потому я пишу в основном про то, «как есть», лишь иногда обращая внимание на то, «как было».

Во-вторых, это не полный справочник. Есть много вещей, которые автору пока не удалось нормально посмотреть или изучить. Например, как выглядит жизнь за пределами столицы. Да, мы несколько раз покидали Пхеньян, но из машины, которая идет со скоростью 80+ км/ч, много не разглядишь, и, главное, – не успеешь сделать фото. Однако экскурсантов из регионов, посещавших различные торжественные места одновременно с нами, было достаточно, чтобы понять, – там по сравнению с Пхеньяном, конечно, проблем больше. Бедная и поношенная одежда, часто – грязь, въевшаяся в кожу (такое бывает, когда горячая вода – очень редкое явление), лица и телосложения показывают последствия «трудного похода» как долгого питания скудной, однообразной и недостаточно калорийной едой. Однако даже там видно, что дети помладше выглядят здоровее подростков, Это те, кого последствия «трудного похода» не задели.

Из других источников я знаю, что провинция в целом живет хуже Пхеньяна, но хуже по-разному. Районы, приграничные с Китаем, крутятся за счет параллельной экономики. Во внутренних всё сложнее. Однако те из моих коллег, которые ездили по стране, говорят, что ситуация там тоже потихоньку налаживается. Но потихоньку, так что там можно встретить и буйволов как тягловую силу, и машины с газогенератором, которых в Пхеньяне и окрестностях я не видел ни одной.

Я не видел откровенной показухи, – видимо, потому, что товарищ Пак, который был моим главным сопровождающим, еще в Москве слышал мои рассуждения о том, как должна меняться северокорейская пропаганда, и почему излишняя закрытость или «потемкинские деревни» оказывают противоположный эффект.

Я почти не видел промышленных и сельскохозяйственных объектов: в экономике и технике я разбираюсь плохо, и, если привести меня на металлургический завод, я просто не смогу оценить контекст и детали.

У меня не было возможности много общаться с простым населением. Значительная часть экскурсий проводилась специально для кого-то одного из нас или только нашей группы, и часто меня или нас сопровождал специально приставленный локальный гид, не считая сопровождавших. Однако мы были на нескольких массовых мероприятиях – начиная от похода в зоопарк, специально назначенного на праздничный день, и кончая вечерним походом в парк аттракционов, где я не мог разговаривать с местными посетителями, но внимательно смотрел и слушал.

С другой стороны, нехватка общения была частично компенсирована беседами со специалистами очень высокого ранга. При этом только в одном случае со мной пытались разговаривать «цитатами из газеты “Правда”». В остальных случаях это были ответы на вопросы и даже дискуссия, если позволяло время.

Я не особенно гнался за числом фото. Фотографии парадных мест КНДР встречаются в изобилии, и качество их лучше, чем те, что мог бы сделать мой относительно простой фотоаппарат Sony. К тому же Пхеньян, как и любая иная столица, предоставляет много возможностей для того, чтобы сделать подборку как парадной, так и непарадной части города. Поэтому я фотографировал лишь то, что казалось мне интересным по той или иной причине. Сожалею лишь о том, что категорически нельзя было снимать в музеях. Вот там было очень много интересного – и с точки зрения артефактов и, особенно, с точки зрения подписей к таковым, поскольку изучение северокорейских трактовок истории и особенностей командно-административной системы было, пожалуй, главной целью моих путешествий.

Во-вторых, есть еще одна цель, которую автор считает очень важной. Информирование окружающего мира о реальной ситуации на Севере является очень важной задачей, поскольку теоретически имеет шанс хотя бы насколько-то снизить вероятность неверных решений, принимаемых на основании неверных данных и способных привести к катастрофическим последствиям.

В одном из «антипрогнозов», который автор делал для некого ролевого проекта, Россия ввязалась в военную конфронтацию с Америкой и проиграла по следующей причине. «Патриотические аналитики», кто из лизоблюдства, кто из корысти, кто из искренней веры, убедили руководство страны, что Соединенные Штаты доживают последние дни и вообще населены даже не янки, а «пиндосами». Воевать, однако, пришлось не с пиндосами из фантазий, а с куда более серьезным врагом, но отступать было уже невозможно. Эйфория первого периода Русско-японской войны «Закидаем макак шапками» или добро, которое дала Москва на начало Корейской войны после того, как Кремль убедили в том, что «200 тысяч коммунистов немедленно поднимут восстание» – это та же ситуация.