Не только память - [18]

— Сначала посмотрите, что мы готовим для советских специалистов и наших инженеров. Мы хотим, чтобы эксперты чувствовали себя как можно лучше. Ведь здесь за много километров ни одного кинотеатра. Сюда рангунские газеты приходят с опозданием не на один день. Не каждый специалист из Рангуна соглашается ехать — глухое место. Но везде люди. И если есть работа, то не страшно. Я думаю, что русские не будут на нас в обиде. Мы постараемся, чтобы они были почти как дома. Среди друзей — уже дома.

Майор вылезает из машины, знакомит нас с подошедшими инженерами. Дальше мы идем несколько сот метров пешком, обходим холмик и вдруг оказываемся в самом центре строительной площадки.

Майор доволен произведенным эффектом. Мы не ожидали, что плотина так выросла. Высокий откос покрыт аккуратно пригнанными камнями. Сверху его засыпают землей. Женщины несут ее в плоских мисках на головах и сваливают на плотину. Майор замечает наш взгляд и говорит:

— Техники пока мало. Техника будет советская. Но уже сейчас мы достали два экскаватора. Пройдем же немного дальше!

Мы огибаем еще один холм, и оказывается, что здесь плотина еще только начинает подниматься над землей. Плотина в Чемоутау состоит из четырех участков. Каждый концами упирается в небольшой холм, и все вместе они перегораживают низкую долину, поросшую кактусами и редкими пальмами. Последний отрезок упрется в холм повыше других — холм Чемоутау. На вершине его стоит маленькая пагода. Экскаваторы подрывают холм, чтобы дойти до гранитов, к которым примыкает плотина. Через несколько лет пагода будет совсем близко от воды.

— Этого ее строители не представляли. — говорит идущий с нами инженер. Оказывается, он и есть тог У Маун Хла, которому мы должны передать привет от Симакова.

С холма видна вся картина строительства. Отрезок, на котором уже идет работа, и другие, где только белые столбики показывают, как пройдет ось плотины. Вдали видны неоконченные дома строительного поселка и гора Поупа. Она голубеет над кактусами и пальмами, и отсюда не видны ни ее пагоды, ни отшельники.

* * *

А в Тецо мы не попали. Было поздно, и доехать до темноты не удалось бы. Нас поджимал график — всякое путешествие имеет график, и потому мы увидели Гецо только на обратном пути. К сожалению, надо признаться, что тогда мы уже спешили в Рангун (опять же график) и выехали из Мейктилы затемно, чтобы выкроить на Тецо хотя бы пару часов.

Свернув с шоссе, ехали несколько минут по деревне, большой, старой — и деревья там старые, и среди пагод старого деревянного монастыря глазели пустыми окнами полуразвалившиеся кирпичные здания — раньше в них жили монахи. В деревне шла молотьба, и буйволы, словно живая карусель, топтали по кругу желтые колосья риса. Девушки веяли рис через тростниковые сита, и длинные зерна, как вода из лейки, рассыпались в утреннем ветре.

Деревня кончилась. Арык, вдоль которого мы ехали все время, оказалось, вытекает из обнесенного валами канала — широкого, полного синей, а не желтой воды, текущей среди оживленных рисовых полей. Вдоль канала и проходила укатанная дорога. Казалось, вот за этой пальмой — водохранилище, но снова канал; теперь, думается, оно должно быть за тем пригорком — опять нет, и только километров через семь дорога скатилась с вала, пробежала по сухому водосбросу, снова поднялась на бесконечную насыпь (с камней еще не смыло дождями номера рядов — работу десятников), и мы выехали на берег озера. Оно было тихим, почти безбрежным, и лодки, прилипшие к берегу, говорили о его реальности и основательности. В одной лодке кто-то забыл удочки. Аев спустился к воде, присел на корму лодки и сказал мечтательно:

— Какая рыбалка, должно быть, здесь. Пожить бы в тех домиках денька два-три.

Лев мог только мечтать. И он, и я отлично знали, что через день будем в Рангуне, где воздух мокрый и душный, не то что здешний озерный, утренний. Я тогда не спросил, а потом не вспомнилось, — рыболов ли Лев. Может быть, и нет. Но, глядя на это голубое озеро, с водой такой чистой, какую мы видели лишь в горных ручьях Шанских гор да в озере Инле, где деревни стоят на воде, невольно вспоминаешь рыбалку — вариант оппортунистического «посидеть у речки». Так мы сидели на берегу, смотрели на редкие круги на воде — иногда плескалась крупная рыба (когда она успела вырасти?), молчали и тосковали по дому.

— Мне в ноябре в отпуск, — сказал я.

— А мне еще год. Потом насовсем домой. Все-таки приятно знать, какая нас с тобою ждет страна. Самое страшное на свете — не иметь ее. Ну, быть эмигрантом или если твои родители эмигранты… Здесь особенно чувствуешь свое единство со страной, с народом. Даже тогда, когда становится совсем невмоготу жить вдали от дома, тебя поддерживает то, что ты все-таки вместе со страной. Или даже наоборот — она с тобой вместе. Я слишком красиво говорю?

Нет, мне не казалось и не кажется, что Лев говорил красиво или говорил для того, чтобы говорить. Может, теперь, на бумаге, наш разговор покажется вычурным, истины — слишком прописными. О таком обычно не рассуждают. Как о настоящей любви. И даже больше — если кто начинает говорить при всех громко, — ему не очень доверяешь. Зачем о любви выступать с трибуны? Наверное, поэтому Лев и спросил: «Я слишком красиво говорю?»