Не так давно - [270]

Так несколькими последовательными атаками трынские партизаны обеспечили себе успех в бою с четырьмястами полицаями и жандармами, нанесли им тяжелые потери. Более сорока трупов осталось на нивах и лугах.

После того как была ликвидирована непосредственная опасность, требовалось принять меры к отходу отряда, поскольку ничто не гарантировало, что фашисты не попытаются напасть снова.

Однако прежде всего Денчо и бай Пешо поручили одному отделению взять на себя заботы о раненых и похоронить убитого пулеметчика Бояна Станкова.

До вечера отряд совершил бросок в район села Ранилуг. Здесь руководство отряда провело подробный разбор боя и за боевое мастерство и храбрость наградило четверых красноармейцев, Петра Младенова, Вене Радомирского, Захария Гюрова и других.

В числе товарищей, оставленных с нами, были Захарий Гюров, Тодор Косерков и Марийка Такова (Милка). Оказав нам необходимую помощь, они укрыли нас в лесу, а сами спустились в селение Палилула — позаботиться о транспорте.

Вскоре они вернулись в сопровождении ятаков Георгия и Ненко Милановых, двух парней — Милана и Златко — и девушки Станки. К группе присоединился и Петр Лазаров, ответственный за партийно-политическую работу в Левореченском районе. Прикинув, что следы, оставленные арбой, могут возбудить подозрения, они на одеялах снесли нас в лощинку неподалеку от селения и уложили на толстом слое сухой листвы. Хорошо замаскированные и охраняемые, под присмотром Косеркова, Милки и наших ятаков мы оставались там двое суток.

А вот Васко не нашли. Потом уж мы узнали, что он, мучимый жаждой, решил поискать воды, но поскользнулся и скатился в какую-то лощину. Идти он больше не мог, пробовал ползти, силы его скоро оставили, и он, припав к сухой земле, забылся сном.

На другой день на место боя прибыла санитарная команда жандармов, чтоб подобрать убитых и раненых. Жандармы наткнулись на Васко и, увидев на нем воинскую форму, приняли его за своего, взяли вместе с другими ранеными, поместили в госпиталь. Потом, когда разобрались, что он партизан, его хотели уничтожить, но не успели. Быстрое наступление Красной Армии, приближение ее к границам Болгарии помешало фашистам осуществить свое гнусное намерение.

Бой 29 июля стал большим испытанием для Трынского отряда. Бойцы и командиры сражались самоотверженно и победили, а эта победа оказала решающее воздействие на последующее развитие событий в околии. После этого боя фашисты уже не смогли провести против отряда ни одной сколько-нибудь организованной акции.

Заботливо ухаживал за нами товарищ Косерков, старался сделать все, чтобы нас спасти. Наше с Калой положение было достаточно тяжелое. Он получил ранение в области почек, я — в грудь. У меня было пробито правое легкое, пуля, пройдя возле аорты, застряла под кожей спины. К тому же оба мы были сильно истощены, потеряли много крови.

В сознание я пришел на второй день. Тогда и понял, что со мной случилось. В лощину, где мы лежали, то и дело наведывались ятаки из Палилулы, приносили разные кушанья, предлагали их отведать. Но аппетит начисто пропал — мы едва дышали.

Кала, мучимый жаждой, постоянно препирался с Милкой и Косерковым, что те не дают ему напиться вдоволь, даже обвинял их, что они хотят его уморить.

Товарищи хорошо знали свое дело. Они объясняли ему, что если он напьется воды, то непременно умрет. Тот, однако, и слышать ничего не хотел, следил за каждым их движением. Он-таки улучил момент и, схватив кувшин, осушил его до дна. Спустя несколько минут он умер. Ятаки вырыли могилу, похоронили его.

Я остался один. Без Калы мне было тяжело. Мучили мысли о том, что он умер прежде, чем товарищи использовали все средства для его спасения, но еще больше терзаний вызывало то обстоятельство, что Кала, с кем мы лежали бок о бок все эти дни, скончался у меня на глазах.

На третий день мое состояние ухудшилось. Не было никакого аппетита, я не мог заснуть. Боли усилились, распространились и на плечо. Их вызвало внутреннее кровоизлияние, остановить которое никак не удавалось. На самочувствии сказывалась и постоянная опасность быть схваченным фашистами. Эта опасность побуждала товарищей не оставаться долго на одном месте. Двое суток мы провели в лощине, еще двое — в зарослях неподалеку от нее, потом — у сестры бая Георгия, после этого — у дедушки Мито.

* * *

Бессильная справиться с партизанами, жандармерия решила выместить все на ятаках.

30 июля — на следующий день после боя в районе Еловишка-Планины — в маленькое горное селение Кышле нагрянули жандармы. Они направились к дому Бориса Иванова, о котором имели сведения, что он наш ятак. Прямо с порога потребовали, чтоб им приготовили обед.

— Не из чего готовить, — ответил Борис. — Тут у нас ничего не родится.

— Что даешь шумцам, то подашь и нам! — приказал разъяренный жандарм.

— Не видал я никаких шумцов, не давал им ничего, а вам, если уж так голодны, жена приготовит качамак, его и мы едим.

— Качамак жрут только свиньи. Ты что ж и нас за таких считаешь?! — взревел жандарм. Он пригрозил хозяину, что тот дорого заплатит за свою дерзость.

— Ну-ка пойдем, покажешь нам дорогу в Верхнюю Мелну! — раздраженно приговорил другой жандарм и грубо толкнул его.