Не так давно - [268]

Партизан на бой собрался,

Ружье вскинул на плечо.

Прощай, мама! Отец, прощай!

Прощай, любимая сестра!..

Услышав песню, те из крестьян, что ожидали у своих домов, теперь заполнили улицы. В нашу сторону полетели цветы.

В этом селе у партии была сильная опора. Люди с волнением вспоминали о беспримерной храбрости народного учителя Георгия Пописаева, зверски убитого македонскими бандитами в 1925 году. Его сыновья и внуки, большинство его односельчан продолжали дело революционера-борца.

Старостой в Костуринцах был Тако Пописаев, брат погибшего. Сын Тако Пописаева Божидар стал партизаном. Встретив нас, Тако Пописаев прослезился от радости, расцеловал партизан, оказавшихся рядом с ним.

— Настанет день, — говорил он, — когда мы сполна расквитаемся и за брата, и за всех погибших от рук фашистов. С нетерпением жду я этого дня.

На трибуну по настоянию жителей села поднялось командование отряда. Командиру пришлось произнести краткую речь. Потом слово предоставили местному партизану Михаилу Петрову. Он говорил о необходимости массового участия в вооруженной борьбе, призвал юношей и девушек последовать примеру сотен партизан, сражающихся по всей стране.

Глубокое впечатление произвела клятва, которую перед односельчанами дали Михаил Петров, Божидар Таков Пописаев, Стоян Станоев, Александр Янакиев, Борис Гюров и Евтим Пописаев. Затем близкие и друзья партизан от себя наказали им хранить верность партии и народу, быть храбрыми и стойкими в бою с врагом.

29 июля на заре мы с песней покинули Костуринцы и направились к хребту Еловишка-Планина, где собирались сделать дневку, а затем перебраться в район Горочевцы — Видрар.

Уже совсем рассвело, когда последние бойцы колонны вошли под своды густого еловицкого леса. Мы расположились на поляне, покрытой сочной зеленой травой. Товарищи ждали завтрака, а также распоряжений по распорядку предстоящего дня. Продовольствие сложили на разостланных на земле полотнищах. Я дал на отдых один час. За это время политделегатам отделений предстояло распределить съестное и всем позавтракать.

Над поляной с востока на запад тянулся высокий хребет, над которым, словно верблюжьи горбы, поднимались две заросшие лесом эллипсовидные высоты. К северу от них пролегал проселок, соединяющий Горочевцы с Верхней Мелной, откуда мог нагрянуть противник. В связи с этим следовало принять меры предосторожности. Георгий Аврамов, Денчо и я внимательно изучили окружающую местность, а затем выслали парные дозоры в сторону сел Горочевцы и Верхняя Мелна. В их задачу входило наблюдать не только за проселком, но и за шоссейными дорогами Трын — Верхняя Мелна и Трын — Горочевцы.

Вернувшись с рекогносцировки, мы присели под толстенным буком обсудить кое-какие вопросы. Солнце уже поднялось пальца на два над горизонтом, но лишь отдельным лучам удавалось пробиться сквозь густую листву. У нас над головой усердно трудился дятел, сверху сыпались кусочки изъеденной червями коры. После бессонной ночи тянуло прилечь отдохнуть, и мы бы с удовольствием сделали это, если б не тревожное сообщение часового Гранитова и коменданта лагеря Петра Младенова, что со стороны сел Горочевцы и Еловица движутся вражеские колонны.

Медлить было нельзя. Следовало принять срочные меры, поскольку по всему было видно, что противник решил внезапно атаковать нас с северо-востока. Его плану мы противопоставили свой: мы решили устроить засаду в форме подковы — открытой стороной туда, откуда ожидался противник, и, пропустив его головное охранение, открыть огонь, когда основные силы врага окажутся внутри подковы.

Я поднял отряд по тревоге, приказал группе бойцов выдвинуться навстречу противнику и задержать его, пока мы не организуем засаду.

Были определены сигналы открытия огня и перехода в атаку. Тыл засады охраняло отделение, в состав которого входили Мишо Главановский и Гочо Туроковский. Ему поставили задачу не допустить внезапного удара противника со стороны Волчьей поляны и села Верхняя Мелна.

Буквально в считанные минуты бойцы рассыпались по своим местам и замаскировались. Наступило гробовое молчание. Как бы понимая, насколько важна для нас тишина, затихли даже пичуги в зарослях. Один лишь дятел размеренным стуком отмерял время.

Взгляды всех были обращены туда, откуда вот-вот появится враг. Каждый стремился первым заметить его и доложить командиру.

И вот слева долетел едва уловимый сигнал. Тихое цоканье языком быстро передалось по цепи — известие, что враг приближается. Напряжение достигло высшей точки.

На дороге, которая рассекала засаду точно посередине, показался офицер. На плечах у него блестели погоны, на шее висел бинокль. В правой руке он держал автомат. Взглядом он обшаривал все вокруг. Сзади в нескольких шагах шли два унтер-офицера в темно-зеленых касках, с карабинами в руках.

Поручик остановился. Как по команде, застыли и унтер-офицеры, уставившись туда же, куда всматривался их начальник. Опытный глаз офицера заметил что-то, возбудившее у него подозрение. Он подал знак — его спутники залегли, а сам он, перекинув автомат в левую руку, поднес к глазам бинокль, повел им вправо, влево, потом замер, глядя на куст, на фоне которого отчетливо проступал белый вещмешок одного из наших бойцов. Тот уловил взгляд поручика — и не выдержал. Нарушая приказ, он послал в офицера пулю. Поручик покачнулся, рухнул на колени, потом распластался на земле. Открыли огонь и другие бойцы. Вздымая облачка пыли, пули густо падали возле кювета, в котором укрылись унтер-офицеры. Затем Васил Зарков с группой партизан подбежал к тому месту и доложил, что вражеский дозор обезврежен.