Не так давно - [163]
Отступление врага не означало, что он не попытается напасть снова.
Чтобы попасть в Колуницу, надо было преодолеть заснеженный хребет Равна-Шиба. Старая тропа через него была занесена снегом. Другого пути не было, наступала ночь.
— Держитесь близко друг к другу, не разрывайте колонну! — распорядился Денчо и пошел впереди, разгребая глубокий снег, местами доходивший глубиной до метра.
Для партизан нет ничего непреодолимого. Высокая цель, которой была подчинена партизанская борьба, укрепляла волю, закаляла дух. Преодоление снежных завалов на Равна-Шибе, путь навстречу лютой метели было обычным и уже не первым испытанием физических и моральных сил.
Борьба с природной стихией была бы куда легче, если бы по пятам не шел враг. Чтобы избежать столкновения сейчас, было очень важно оторваться от врага, оставить его далеко позади, а это требовало ускоренного темпа передвижения. Такой темп был сейчас невозможен. Больше чем два-три километра в час по нетвердому насту идти было невозможно. Очень тяжело идти по обманчиво прочному пути, ступаешь, и нога проваливается, не успеешь ее вытащить, как проваливаешься другой ногой, кажется, нет ничего более утомительного.
— Ребята, нас может спасти только маневр! — крикнул Денчо. — Пойдем на север, держите наготове пулеметы. Если жандармы не вернутся, не исключено, что где-то все-таки встретимся с ними.
Денчо едва передвигал ноги. Он повернул направо, но буран не давал ему сделать ни одного шага и вот-вот был готов повалить на землю.
— Держись, товарищ командир! — крикнул Миро. — Я сейчас помогу.
Миро был здоровенным детиной. В нем, пожалуй, было двое таких, как Денчо. Он нес пулемет и командовал одной из групп. Был обидчив, но многие хорошие качества его характера восполняли этот недостаток.
Догнав Денчо, Миро взял его подмышки и чуть ли не понес.
— Только теперь я понял, что и такие верзилы годятся на что-то, — добродушно пошутил Денчо.
— Значит, до сих пор ты считал нас лишними? — на этот раз без обиды спросил Миро.
— Лишними не считал, но просто думал, что большие люди не нужны. Одни убытки с ними.
— Что в лоб, что по лбу. По-моему, ненужные и лишние — одно и то же… — завелся было Миро, но, неожиданно провалившись в яму, замолчал.
Вьюга усиливалась. Она валила с ног партизан, засыпая их снегом. Невозможно было открыть глаза, и люди шли по тропе друг за другом вслепую, взявшись за руки, но ветер все равно сбивал ребят с ног. Навстречу идущим вырастали большие сугробы. Вокруг не видно было ни деревца, ни камня, за которыми можно было бы укрыться. Снежные волны застилали бескрайнюю ширь, наметая островерхие сугробы. Безлунная ночь казалась еще темнее от густого снега, вокруг ничего было не видно и не слышно. Только зловещий вой неукротимого ветра слышался в ледяной ночи.
— Товарищи, выше голову! — сквозь бурю доносился до партизан голос Денчо.
— Все в порядке, товарищ командир, смелее вперед, — отозвались бойцы, среди которых были командир батальона Димитр Таков, комиссар и Миро.
— Не отстал ли кто? — снова донесся голос Денчо.
— Все налицо! — крикнул что было мочи командир батальона.
Денчо продолжал бороться. Напрягая все силы, он раскидывал снег и руками, и ногами, преодолевая шаг за шагом занос, упорно преграждавший им путь. На помощь пришли Борис Ташев, Димитр Таков, Миро и Милко Тошев. Борис разгребал снег самодельными лыжами. Рядом, словно заяц, подпрыгивал Милко, а Миро утаптывал проделанную тропинку.
Наконец огромный снежный завал был пройден. Идти стало легче, но оказалось, что партизаны сбились с пути. Неожиданно они очутились в махале Полом.
Хотя была полночь, люди встали, поняв, что явились партизаны, затопили печи и помогли замерзшим раздеться и разуться.
Тяжелее всех пришлось Любомиру — новому партизану. Он сильно замерз еще до того, как встретился с отрядом. Ему пришлось разрезать сапоги. Кожа прилипла к носкам, а ступни стали похожи на мороженый картофель. Концы пальцев почернели. В таком же состоянии были ноги и у Спасены, Цецы, Весы и Ильо. Хотя их долго растирали снегом, ничто не помогло. Не было никакого лекарства против обмораживания, но вопреки сильным болям, никто из них даже не охнул. Даже пытались смеяться, хотя им было не до смеха. Новая партизанка вышла из первого испытания невредимой.
В эти несколько дней подверглись проверке воля, самообладание, физическая выдержка всех партизан — как пришедших из города, так и тех, которые выросли в деревне. Но это было только начало.
Утром следующего дня Денчо сообщили, что в соседних селах расположились войска и полиция. Это его не испугало. Выставив охранение, он послал Бориса Томова из махалы Полом в село Кышле к Драгомиру Иванову подробнее разузнать о противнике. Сведения оказались неутешительными, и поэтому Денчо отдал приказ всем приготовиться с походу. К обеду отряд покинул село и направился в Кострошовцы. Чтобы скрыть следы колонны, крестьяне после их ухода прогнали стадо овец по снежной тропе, однако, Борис и Драгомир на одной из окраин Нижней Мелны попали в руки жандармерии. Их избили чуть ли не до смерти. Драгомиру выбили несколько зубов, но ни тот, ни другой не выдали направление, по которому шел отряд, а партизаны, пробиваясь через снежные заносы, добрались, наконец, до села Кострошовцы.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)