Не так давно - [162]
— Молчи, чего орешь! — прервал его бай Захарий. — Люди могут подумать, что она ради Камена согласилась идти с нами, а мы, как тебе известно, свадьбу в отряде еще не справляли и не собираемся это делать. Даже я, старый холостяк, хоть время и уходит, дожидаюсь освобождения.
Ванчо ничего не ответил на строгое замечание бая Захария и незаметно вышел из комнаты. «Здорово я пересолил, — подумал он, — но и получил свое».
— Хорошенько приготовьтесь, — предупредил Денчо. — Ночью совершим большой переход.
— Э-э, большим переходом нас теперь не испугаешь, — вставила Бонка. — Теперь уже не август и не сентябрь, когда мы были новичками. Теперь нам не страшны любые дороги.
— Хорошо, хорошо. Очень уж ты форсишь, посмотрим, что скажешь после, — заметил Велко. — Подумаешь, без году неделю…
— Хватит, занесся! — обиделась Бонка и пошла в строй.
Отряд прошел через Шипковицу, остановился на один день в Долгой Луке — родном селе Златко Янакиева. Златко был моим одноклассником в Трынской гимназии. Когда он поступил, ремсисты сразу же навели о нем справки, и оказалось, что Златко разделял нашу идеологию. Мы включили его в одну ремсовскую группу и стали давать ему поручения. Златко был преданным товарищем. Не было операции, в которой он активно не участвовал бы. Лишенный всякой материальной помощи, сын очень бедных родителей, Златко, преодолевая большие трудности, закончил гимназию. Мы старались оказывать ему посильную помощь, собирая средства среди товарищей. «Беспросветная бедность», — этой фразой он всегда отвечал на приветствие. И даже позже, когда положение его улучшилось, он по привычке на «здравствуй» и «добрый день» по-прежнему отвечал: «беспросветная бедность».
После того как он закончил гимназию, мы виделись с ним в Софии, где он работал. Теперь Златко обзавелся семьей, у него была дочь, и они с женой ждали второго ребенка. Он эвакуировался из Софии в свое родное село и здесь стал нашим ятаком. Вначале он, как и многие другие, проявлял нерешительность, но привыкнув к опасности, все меньше и меньше слушал жену, которая постоянно напоминала ему:
— Златко, подумай, что я буду делать с двумя детьми, если эти гады схватят тебя.
— Хватит, не только мы в этом огне. Где все, там и голый Асан.
Ленче умолкала, печально опустив глаза.
Ей было чего опасаться. В их доме происходили нелегальные собрания, укрывались подпольщики. Златко встречал их где-нибудь около села Земен или Косово, приводил к себе, а затем вел их в Палилулу.
В селе, где жил Златко, в отряд влился еще один человек — Любомир Петров из села Чуковец Радомирской околии, сбежавший из казармы. Отряд снова вернулся в Нижнюю Мелну.
Всюду, где проходили партизаны, наступало большое оживление. Люди начинали спорить, споры возникали не только в семьях, они охватывали махалы, вспыхивали в корчмах.
Одни говорили, что только теперь у них открылись глаза, другие, что теперь по другому понимают политическую обстановку, третьих удивляло, что наши ребята знают больше сельских учителей, которые в спорах с партизанами всегда оказывались побежденными.
— Вы не думайте, что они только ходят, в отряде идет обучение, у них есть специальная программа образования, вообще дело здорово организовано, — говорил Станачко своим землякам из махалы Полом.
Мероприятия по самообразованию товарищи провели в махале Борче, где остановились по дороге из Долгой Луки. Здесь, в квартире учительницы Костадинки и ее сестры Славки, были хорошие условия для того, чтобы и почитать, и пописать, и злободневные вопросы обсудить. У сестер была приличная библиотека, в которой находились книги прогрессивных авторов. Одни набросились на романы Горького, другие — на произведения Шолохова, третьи — на Джека Лондона, лирические души забылись над поэзией Смирненского.
— Товарищи, читайте, но помните, что враг коварен и каждую минуту может быть неприятность, — предупредил Борис Ташев.
Он сказал это не без основания. Были сигналы, что к Верхней Мелне и Палилуле стягивают полицию и войска. Сейчас он ждал возвращения Славки, которая должна была принести последние данные. В разведку в тот день были посланы лучшие ремсисты и ремсистки.
К обеду вернулась запыхавшаяся Славка.
— Гады уже на постоялом дворе! — крикнула она еще с улицы. — Их много, надо уходить!
Это был ответ Драгулова на расправу над его верными слугами Миланом и Исаем.
Денчо дал сигнал боевой готовности и приказал занять позиции вокруг домов. Высокие навесы и ограды были удобными для обороны. Партизаны залегли в снег и с трепетом ожидали первого выстрела.
— Вот они! — передал Денчо по цепи. — Подожди, еще немного… не стреляй, приготовься… палец на спуск, выжди — будьте готовы. Огонь! — скомандовал Денчо, и сразу же раздались винтовочные выстрелы, застрочили пулеметы, послышались автоматные очереди.
Денчо повторил команду «Огонь!». Противник растерялся и стал отступать. Заметив это, наши поднялись из снега и с криками «ура» погнали полицию и жандармов до самого села.
— Сейчас удобный момент отойти, — предложил Борис Ташев.
— И я так думаю, — ответил Денчо и распорядился направить колонну к Колунице.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)