Не так давно - [160]

— Есть фасоль, Василко, — уведомила его жена. — Поджарю яичницу. И молока бог дал.

— Хорошо, — успокоился дед Василко. — А как у нас с хлебом?

— И хлебец есть.

Еще не стемнело, когда собаки во всей махале подняли лай.

— Ура! — закричали дружно дети и бросились встречать партизан.

Теперь они встретились как старые друзья.

— Скажу вам прямо, — признался дед Тома Денчо и Ильо, — побаивался я. Разное о вас говорили, видно, пока своими глазами не увидишь, нельзя верить.

— А теперь побаиваешься? — спросил Ильо.

— Э-э-э, теперь! Теперь другое дело. Теперь вы мне как сыновья. У сына кусок хлеба возьму — вам отдам. Ваше дело особенное, народное. Вы боретесь и страдаете за нас. Я был в партии демократов, но скажу вам честно, ничего не получил от той демократии. Авось, вы устроите настоящую демократию. Слушаю, как вы говорите, и радуюсь. Но послушайте меня, старого человека, не бросайте слов на ветер. Наши демократы потеряли народ из-за того, что много обещали, но ничего не делали.

— Мы, дед Василко, — Денчо почувствовал своя обязанным высказаться, — стараемся наши слова подтвердить делами. Если мы не сделаем это, грош нам цена. Знаешь ли ты такой случай, когда мы сказали что-нибудь и не выполнили?

— Нет, пока этого не случалось. Все идет как надо. На будущее вам говорю.

— Благодарим, дед Василко, за добрые советы, — ответил Денчо, — не стесняйся сказать нам, если заметишь в нашем деле что-либо неладное.

— Добро, Денчо, добро, — отозвался старик.

* * *

Хорошо встретили товарищей и в Шипковице. Трудно описать радость народа.

— Землянки, стало быть? — сказал Денчо Димитру Такову по дороге в село Кышле. — Вот тебе землянки. Только не под землей, а среди народа, и никто тебя не найдет, и никому тебя не выдадут.

— Очень хорошие люди, — ответил восхищенно Димитр. — Смотрю и иногда глазам своим не верю. Такая любовь, такая преданность!..

— А как же ты думаешь, Мито, наша партия имеет авторитет. Мы не радикалы, не демократы, не социалисты. Наша партия не занимается демагогией, как другие. Что говорим — то и делаем. Потому нам заказано трепать языком, если мы говорим два, значит, должно быть два, а не три и не четыре.

Пока Денчо и Димитр Таков рассуждали — патруль нашел в Кышле дом бая Савы и известил их. Денчо осторожно постучал в дверь, чтобы не напугать хозяев.

В тот день отряд расположился только в доме бая Савы и его брата Иосифа. В другие дома не пошли. Бай Сава подремонтировал на машинке нашу одежду, а вечером показал нам дорогу к селу Колуница. В это время посланные захватить околийского управителя вернулись ни с чем. Там же они узнали, что единственным виновником был Милан, староста в Верхней Мелне, который встретил управителя и предупредил об опасности. Вот почему перед уходом в Колуницу Денчо позвал Димитра Такова и приказал ему:

— Возьми десять человек по своему усмотрению и сегодня же вечером ликвидируйте Милана и корчмаря Исая из Верхней Мелны. Эти люди не понимают слов. Мы должны расстрелять их. Напиши на бумаге: «Так мы поступим с каждым предателем». Оставьте записки при них, пусть все знают.

Димитр взял десять человек и отправился.

* * *

Невзирая на зимнюю непогоду, деятельность отряда становилась все активнее. Представители власти в Трыне разными путями узнавали о наших действиях и выходили из себя от злобы. Вместе с тем вышестоящее начальство упрекало их в пассивности, в том, что из-за их пассивности партизаны, чего доброго, проберутся в город. Драгулов и Байкушев чувствовали, что не в состоянии предпринять какие бы то ни было меры. И чтобы избежать в дальнейшем упреков со стороны начальства, околийский управитель решил посетить некоторые из сел в Крайште и хотя бы провести там собрания. Приказал подать сани и рано утром 12 февраля под охраной целого взвода вооруженных до зубов полицаев отправился в село Верхняя Мелна.

Собрание организовали староста Милан и корчмарь Исай — верные слуги управителя.

Собрание состоялось в корчме Исая.

В своей речи Драгулов упрекал крестьян в трусости, в том, что они до сих пор не представили властям ни убитого, ни живого партизана, что они не проявляют и капли патриотизма. Крестьяне слушали его молча. Они думали, что управитель пошумит, побранится и уберется. Один из них, однако, не выдержал.

— Что же, признаемся, господин управитель, что мы трусливы, — сказал крестьянин, — но если ты такой герой, останься у нас в селе переночевать, придут шумцы, ты нам и покажешь, как их живыми брать.

Остальные крестьяне перепугались. Подумали, что земляку их пришел конец. За такие слова управитель сейчас же мог приказать охраняющим его двадцати полицейским не только выбить зубы вольнодумцу, но и убить его.

Наступило молчание. Все, затаив дыхание, ждали, что сделает управитель. Но Драгулов тоже молчал. На его толстом, обросшем густой бородой лице выступили крупные капли пота, но он сдержался. Впервые он взял себя в руки и даже не нагрубил: как правый социалист, он был демагог и умел сдержать свой гнев перед крестьянами. Поглаживая усы, управитель провел белой рукой по бороде и тихо сказал:

— Да, вы правы, страшно. Эти бандиты ни перед чем не останавливаются. За самую невинную обиду наказывают смертью, но мы поможем вам — пришлем в село еще один взвод жандармерии.