Не так давно - [158]
Метель продолжала бушевать. Она мгновенно заметала мои следы и обжигала, как лезвием ножа. Передо мной вырос огромный сугроб, я попытался преодолеть его, но не мог. Ноги отказали, я остановился и перевел дух, чувствуя, как по спине стекают капли пота. Долго стоять было опасно, можно было еще больше простудиться, а метель все не унималась. Она кружилась, подталкивая то вперед, то назад. Пока я переводил дух, за мной выросла такая же огромная снежная стена, что и передо мной. Сугробы спереди и сзади росли, с неимоверной быстротой, вокруг веяла белая смерть. Я еще раз попытался пробиться через сугроб, но увяз в снегу по пояс. Путь становился все труднее и труднее, я буквально утопал в снегу, а за мной все росла и росла снежная стена. Мне стало страшно — через час-другой меня занесет. «Нет, человек живуч, как собака, легко не умирает», — как бы послышался мне знакомый голос деда, его слова подхватил ветер и понес высоко в горы: «Не умирает, не умирает…» Это вселило в меня бодрость, я решил не сдаваться.
Оказалось, что силы еще есть. Они возвращались ко мне медленно, но все-таки возвращались. Так шаг за шагом, увязая то по колени, то по пояс, я выбрался из заносов и пошел по открытому склону на гору. Когда я достиг пограничной полосы, мне стало легче. Я улыбнулся сам себе. После продолжительного отдыха начал спускаться. Теперь было куда легче. Я воспрянул духом и почти побежал. Передо мной открылся густой калненский лес, через который узкая тропинка вела в махалу Виниште. Здесь я должен был застать хотя бы бая Рашо. Как охранник нашего склада, он был обязан круглосуточно находиться в махале. От гребня горы до Виниште я спустился за каких-нибудь десять минут. В доме бая Савы был большой шум. Сюда только что прибыли из Софии Делчо, Георгий Григоров, Здравко Георгиев, Георгий Аврамов и Петр Асенов.
Несмотря на то, что Петр прошел небольшой путь — он присоединился к группе в селе Ездимирцы Трынской околии — ноги его были обморожены, он не мог сдвинуться с места. Мы вынуждены были оставить его временно в махале, а сами сразу же отправились в Црна-Траву, куда перебрались Владо Тричков и английская миссия. Здесь после успешно завершенного похода в Крайште находился и отряд. Товарищи Илия Зашев, Спасена, Цеца и Веса лежали больные. Были и потери, нечаянно застрелился командир батальона Димитр Таков, а Иосиф Талви — наш Ванчо — отстал от отряда неподалеку от села Стрезимировцы и был схвачен полицией.
Вопреки этим бедам зимняя закалка благотворно подействовала на моральный дух бойцов. Настроение у всех было хорошее, отлично себя чувствовали и новые партизаны, присоединившиеся к отряду за время похода.
ПОХОД В КРАЙШТЕ
В поход вышли из Лешниковцев. Это небольшое сельцо, которое пробавлялось садоводством, было известно каждому партизану. Здесь жил знакомый мне поп Стамен, известный добрыми словами о партизанах, с которыми обратился к населению после главановской акции. Сейчас попа в селе не было. Он отбывал наказание где-то в горах Пирина, куда не доходили ни газеты, ни письма от близких. Все жители села, за исключением двух-трех зажиточных крестьян, относились к партизанам с любовью.
В Лешниковцах товарищи созвали общее собрание. На собрании выступал Денчо. После собрания началось веселье. Закружилось хоро, раздались песни, не умолкавшие до поздней ночи. Встреча населения и партизан вылилась в демонстрацию давно существующей дружбы. Больше всех других песен крестьянам понравилась песня о царе Борисе. Не надо было агитировать, чтобы народ запел вместе с партизанами.
Затем Райчо Несторов — энтузиаст, парень из этого села — простился с близкими и односельчанами и влился в партизанскую колонну. В эту же ночь отряд перебросился в Верхнюю Мелну и разместился в махалах.
Товарищи разъясняли текущие события международного и внутреннего характера. Отряд пробыл один день в центральной махале, и Денчо имел личную беседу со старостой Миланом. Партизаны и здесь раздали детям карандаши, резинки, перья, и само собой понятно, что армия наших агитаторов разрослась еще больше.
Из села Верхняя Мелна отряд направился в махалы Нижней Мелны. Первым долгом посетили махалу Чаушовцы. Здесь отряд находился один день, затем перешел в махалу Боинцы и снова вернулся в Чаушовцы. Здесь была создана боевая группа, в которую включили Крума Георгиева, Методия и девушку Галу. Все трое сразу же приступили к своим обязанностям и разузнали, что по дороге от Верхней Мелны к Нижней под усиленной охраной будет проезжать околийский управитель Драгулов. Товарищи смеялись, узнав, что Драгулов не сидит в санках, а всегда стоит на подножке, готовый каждый миг спрыгнуть, если послышится выстрел. Денчо обрадовался предстоящему случаю и сразу же послал группу бывалых бойцов, чтобы схватили управителя. Это было бы сделано, если бы староста Верхней Мелны, знавший о появлении отряда, не предупредил свое начальство.
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)