— Это да, — покладисто соглашается Алтынай, принимая у меня часть кожаной «сбруи», которая ничего не весит, но занимает солидный объём. — Значит, всё в порядке?
— Более или менее. Мне кажется, ещё какие-то трения могут быть. Но в целом, он разумен и нам друг. Тем более после того, как я объяснил ему всю подоплёку своего решения.
— А что там было такого, о чём не знаю я? — удивляется Алтынай, видимо, по привычке «считав» какие-то мои эмоции. — Ты мне опять чего-то недорассказал?!
— Да не то чтоб умолчал, — смеюсь. — Просто, по мне, оно на поверхности лежит. А раз ты всё-таки сомневалась в результатах нашей с ним беседы, значит, ты всех деталей не поняла. Ну смотри. По Пашто-Валлай что делают за оскорбление женщины своего рода?
— Смерть? — задумчиво сводит брови она.
— Точно. Причём, и это важно, можно наказывать как самого обидчика, так и любого старшего в его роду мужчину. Теперь представь, что я вышвырнул бы того дурачка из лагеря, — указываю ей глазами направление движения (руки заняты) и мы небыстро шагаем в другой конец долины. — Допустим, мы с тобой вообще никак не отреагировали на оскорбления. Допустим, он доезжает домой после всего, живой и здоровый. А уже дома Актару от других пашто становится известно, что дурак оскорблял не только тебя, а и Разию. Причём в таких словах, что спускать этого нельзя. Или Разия и в роду Актара будет себя чувствовать чужой и ущербной. Что будет делать Актар?
— Резня между родами, — моментально схватывает Алтынай, ранее, видимо, просто не думавшая в этом направлении. — Причём, учитывая горячность пашто, там всё будет долго, кроваво и тяжело.
— Вот именно. А нам с тобой нужна эта замятня в стане союзников на фоне наших планов? Особенно когда по приезде Совет Города будет делить новое оружие?
— Ты умный, всегда говорила, — после паузы уважительно кивает Алтынай и, воровато оглянувшись по сторонам, щипает меня сзади за деликатную часть тела. — А о нас с тобой вы с Актаром точно не говорили?
— Вы с ним что, сговорились? — проигнорировав щипок, хмурюсь после последних слов.
Она в ответ только хихикает, отпрыгивая на шаг, когда я пытаюсь схватить её одной рукой.
— Я почему-то думал, что наши с тобой дела — только наши, — добавляю нот укоризны в голос.
— Пф-ф, да не говорила я ему ничего! — фыркает Алтынай, снова приближаясь и явно примериваясь ко мне сзади. — Он просто с чего-то вдруг проникся заботой и беспокойством. Задавал вопросы, смотрел в глаза и не дожидался ответов.
— М-да. У вас ведь не то что не соврёшь, а даже и не промолчишь, — хмыкаю. — Все тебя насквозь видят.
— Не все, только вожди и старейшины, — серьёзно отвечает Алтынай, оставляя мою спину и то, что ниже, в покое. — Но да. В такой ситуации, молчать бессмысленно. Всё равно же всё видно.
— Говорил он и о тебе. — Не считаю нужным что-либо скрывать. — Укорял, если кратко.
— О, значит, он на моей стороне! — Алтынай в какую-то секунду возвращает себе весёлое возбуждение и принимается вприпрыжку чуть не пританцовывать вокруг меня.
— Э-э-э, вот это было обидно и несправедливо! А я на чьей стороне?! — пока я раздумываю, возмущаться ли дальше или промолчать, меня щипают сзади ещё раз.
— Ну, в вопросах нашего совместного будущего ты мне не сказал ничего однозначного, — явно подначивает меня она.
— Слушай, ну а представь, что ты вырастешь — и за пару лет растеряешь красоту? — решаю не оставаться в долгу. — Допустим, пообещаю я тебе что-то сейчас. Проходит два-три года, и ты становишься непривлекательной, грузной, неинтересной и вообще… утрачиваешь своё очарование. А обещание мною дано; и что делать дальше?
— Ты находишь меня очаровательной? — деловито уточняет она, догоняя меня и явно погружаясь в какие-то мысли.
— Несомненно. Ты же видишь, правду ли говорю.
— И если останусь такой же, то привлекательности в твоих глазах не потеряю? — она всё так же убийственно серьёзна и погружена в себя.
— Нисколько. Скорее наоборот: взрослые женщины привлекают меня гораздо больше маленьких девочек, — не могу сдержать улыбки. — А если ты останешься такой же очаровательной, но ещё и подрастёшь, то затмишь даже солнце на небе. В моих глазах точно, — добавляю.
— И дался тебе этот возраст, — чертыхается она, вставляя затем ещё пару слов. — С чего такие дурацкие предрассудки…
В этом месте я не выдерживаю и перестаю сдерживать ржание, а она через мгновение присоединяется ко мне.
Мы почти доходим до места складирования всей снаряги, когда из пространства между шатров выныривает бледный Актар и выпаливает свистящим шёпотом:
— Где ходите?! У нас беда!
Буквально через удар сердца из другого прохода появляется один из ближников Алтынай:
— У нас… — тут он замечает Актара и осекается, добавляя. — Необходимо срочное разбирательство. Ханшайым, велите никого не выпускать из лагеря.
Я, конечно, не Алтынай, но тоже кое-что чувствую и вижу. Поглядев пару секунд на Актара, затем на степняка, сбрасываю груз с плеча, следом летит кожаная «сбруя» из рук Алтынай.
Переглянувшись с «сестрой», опускаю веки и под руки увлекаю и Актара, и сотника туркан в ханский шатёр:
— Давайте наедине. И не шарахайтесь друг от друга при всём лагере, пока ничего не ясно.
