Не ссорьтесь, девочки! - [114]

Машина подскакивает на ухабе. Нонна просыпается от толчка.

— Что это было?

— Кривая дорожка, — отвечает Юля.

Что-то бьется о Нонкину туфлю. Она наклоняется и видит треклятый потерянный конверт с деньгами.

— Ого! Смотрите-ка. Я деньги нашла.

— Деньги? Какие деньги? Дайте в долг, — бормочет Соня спросонья, а разглядев конверт, радостно верещит: — Ура, живем!

— Сначала оплатим его телефонные счета, потом заживем на оставшиеся, — охладила ее пыл Нонна.

— В этой ситуации главное — ни в чем себе не отказывать.

Автомобиль подъезжает к зданию аэропорта.

Они прощаются, втроем обнимают большого Дональда, по щекам которого текут слезы.

— Доня, ты звони! Обязательно, слышишь? — просит Юля.

— Обязательно. Я позвоню. Вы даже не знаете, что вы для меня сделали. Вы мне вернули вкус к жизни!

— Доня, не пей. Не пей, Дональд, — просит Соня.

— Гога — потрясающий мужик. Такой умный! Береги его, Софи. Ты к нему несправедлива.

— Не унывай, слышишь. Все будет хорошо. Будем верить в это, — шепчет ему Нонна.

— Только, дорогая, то, что варит твоя мама, — это не кофе.

— Это кофе.

— Это не кофе. Это динамит.

Наконец кружение заканчивается. Все четверо размыкают объятья. Лосева скромно топчется неподалеку.

— Как вы думаете, зачем он приезжал? — задумчиво спрашивает Нонна, когда Доня легко загребает большими ручищами необъятную для остальных Лосеву.

Он махал им шляпой, пока видел их, а они его. А потом исчез за пластиковой государственной границей. Лосева припала к отверстиям в перегородке, пытаясь увидеть хоть кусочек клетчатой рубашки.

За шатким столом аэропортовского кафе они молча пьют жидкий чай. Кофе нет — сломалась кофеварка. Юля брезгливо отстраняет от себя чашку. Из-за ее рыжей шевелюры Соня поглядывает на внушительный силуэт Лосевой. Та прижалась к грязному окну и смотрит в небо на только что взлетевший самолет. Нонна достает из рюкзака тетрадь с черновиком их будущей славы.

— Итак, дамы, о чем будем писать?

Юля нервно:

— Не знаю. О счастье.

— Посмотрите на нее. — Соня кивает на Лосеву.

— Я об этом и говорю. Завидно.

Соня задумчиво:

— Вы думаете, она влюбилась?

— Еще по рассказам.

Соня грустно:

— Надо же… ничего не замечаю. Совсем стала каменная.

— Ты как Хозяйка Медной горы: хочешь любить, но не можешь, — говорит Юля.

— А ты? — спрашивает Нонна.

— А я хочу, но мне некого. Все эти юноши, девушки, этот случайный Коррадо — это ерунда, чушь, бред.

— А Сонька?

— А Сонька очень хочет, поэтому и любит всех подряд.

— А как вы думаете, ему она тоже понравилась? — Нонна глядит на Лосеву.

— Да. Мне кажется, да, — говорит Соня.

И Нонна начинает писать.

— Что пишешь?

— Читайте.

Соня читает из-под Нонкиной руки:

«Мужчиной вашей мечты может оказаться каждый: почтальон, коллега по работе, внезапный гость. Никогда не упускайте шанса изменить жизнь. А для этого — действуйте: отвечайте на телефонные звонки, ходите в гости, открывайте дверь незнакомцам, только, конечно, предварительно спросив: «Кто там?» Делайте! Двигайтесь! Жизнь — это движение и общение. Заводите новые знакомства. Если это не ОН, то, возможно, это просто ваш новый друг».

К их столику подходит печальная и очень похорошевшая Лосева.

— А знаете, с кем он говорил по телефону?

— С психоаналитиком, конечно.

— Со своим автоответчиком. Чтобы здесь ему казалось, что ему есть с кем говорить по телефону и кто-то ждет его звонков, а там — чтобы ему казалось, что ему кто-то звонил, когда войдет в пустой дом. Что он кому-то нужен. Понятно?

Глава 9 МОЖНО ВСЕ. НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ

Соня любила оперу. У нее была хорошая музыкальная память и сосед — толстый солист театра «Опера-плюс» с густым баритоном. Что плюсовалось к опере, было неясно, но баритон жил в соседней квартире и пел вполне традиционным способом. Он распевался по утрам в ванной. Начинал с ноты «до» второй октавы и, пока брился, подбирался к следующей. Он часами репетировал за стеной, благодаря чему семья Сквирских хорошо знала мировой оперный репертуар. Он пел на лестнице, встречаясь с Соней. Пел, само собой, в театре, куда частенько приглашал терпеливых соседей. Сониному отцу особенно нравилась партия из «Аиды». «Радамес, ты открыл прохода заднего тайну…» доводило его до колик от смеха. Лерка предпочитала Горького в переложении для оперы: «Мать твою, мать твою, мать твою арестовали…»

Нонна любила драматическое искусство. Когда ей нравилось сценическое действие, из въедливого и скептичного профессионала она превращалась в самого заурядного и благодарнейшего зрителя. Она ревела на «Даме с камелиями» ровно столько раз, сколько ходила на этот спектакль.

Юля с удовольствием ходила только в кино. Она страстно любила гонки на автомобилях, взрывы, жаркие поцелуи и голливудских красавцев средних лет с умеренно седеющими висками. Теперь благодаря Елизавете Александровой Юля пристрастилась к балету. Но Александрова удивила авангардистским начинанием, и Юлька не успела ознакомиться с классическим танцем. Прима неожиданно ушла из Мариинки, прихватив с собой и худрука.

В большом замкнутом дворе у бурой кирпичной стены был установлен импровизированный помост. Под бой и дробь живых барабанов Лиза плела замысловатый и прекрасный танец. Горели факелы, и тень огня плясала на танцовщице, лицах зрителей и глухой стене. Юля, открыв рот, завороженно глядела на сцену, забыв о жвачке. Нонна — вдумчиво и тонко улыбалась, будто ей одной были понятны смысловые глубины, о которых не догадывались ни постановщик спектакля, ни его звезда. Соня не терпела модернизма и потому на каждую музыкальную коду недовольно качала головой и закатывала глаза. Пальцы ее нетерпеливо барабанили по спинке стула Юли.