Не спрашивайте меня ни о чем - [20]
Она смеялась, смотрела мне в глаза, и я, словно загипнотизированный коброй, был не в состоянии опустить взгляд, и все птицы, которых за награбленные деньги я выкупил и отпустил на волю, несметными стаями воробьев и скворцов в вишеннике порхали и щебетали у меня над головой, а я стоял неподвижный, как каменный сфинкс, и что же мне, черт возьми, было делать еще, если я остолбенел от изумления.
— Ты поедешь на тот берег? — спросила она.
Я молча кивнул и стал спихивать лодку в воду.
— Ты не мог бы взять меня с собой?
— Отчего же нет? — вытолкнул я, капельку придя в себя. — Пожалуйста. Залезай.
— Тот мальчуган не с тобой?
Я начисто позабыл про Айгара, но сказал:
— Вообще-то я могу перевезти тебя сейчас, а потом сплавать за ним.
Я принялся вставлять весла в уключины, но она сказала, что подождет, поскольку не так уж велика радость грести взад-вперед два раза. Я был вынужден согласиться, что радость действительно не так велика. Я вложил весла в уключины и канителился с ними еще с полчаса, и дольше с ними возиться было уже нельзя, да и воды набралось на дне порядочно, как во всякой нормальной лодке, и я должен был заговорить, потому что это полагается делать мужской стороне, но я не знал, что бы такое умное сказать. Она положила сумочку на переднюю банку и глядела на луг, где Айгар не спеша рвал калужницу. Ему и в голову не приходило поторопиться.
— Сейчас позову мальчика! — выпалил я, не придумав ничего лучшего, и хотел уже побежать за Айгаром, но она вполне резонно возразила, что он и сам придет, как только нарвет цветов.
— Он из санатория?
— Да. Из санатория. Ага.
— Твой брат?
— Нет. Он мне не брат.
— А кто же?
— Сынишка соседей… А как ты переправляешься через реку? Ждешь, пока кто-нибудь не приедет на этот берег?
— В километре отсюда есть мост.
— Ты… тут живешь?
— Нет, здесь живет мой дядя, папин брат.
— Ах так, — выдохнул я, набрал воздуху и понес: — Прямо не верится, что такой мальчуган может быть болен, верно? Хотя еще пару таких жизнерадостных мальцов на шею, и тогда тебе, человече, не останется ничего другого, как пойти и утопиться. Но учитель, у которого целый класс таких, думает по-другому. И слава богу! А то что было бы с людьми, не будь охотников собирать таких шкетов в кучу и обуздывать? Это же сумасшедший дом! Только не подумай, что я терпеть не могу малышей. Наоборот, они мне очень нравятся, а говорю я так только потому, что иногда охота бывает пофилософствовать об абстрактных вещах, то есть придумывать, что было бы, если бы случилось то-то и то-то…
Она пристально посмотрела на меня, как на микроба под микроскопом, и улыбнулась. Я обнажил зубы в ответной улыбке. Несмотря на то, что я чрезмерной чувствительностью не отличаюсь, на сей раз я был чувствителен, как лягушка, к нервам которой едва прикасаются, а она сучит ногами, как еретик на костре.
Наконец пришел Айгар с такой охапкой калужницы, что можно везти на рынок. Залез на переднюю скамейку, и это было самое глупое, потому что теперь я сидел нос к носу с незнакомкой и наши ноги почти соприкасались. Я навалился на весла и пожалел, что гнал сюда в таком темпе. Сейчас у меня уже не получалось так быстро, но не хотелось ударить в грязь лицом. Я вкладывал все силы и знал, что завтра тело будет разламываться от боли. Смотрел куда-то поверх ее головы, но чувствовал ее взгляд. Наконец мне надоело, и я уставился на нее в упор. И так мы смотрели друг на дружку, и я греб себе и греб, не отводя глаз. Вдруг она рассмеялась. Засмеялся и я, а она сказала:
— Погреби немножко левым веслом!
Оказалось, что я в этаком олимпийском спокойствии плыл вниз по течению. Нет, ей-богу, я не поверил бы, если бы мне кто-нибудь сказал, что я могу поглупеть до такой степени. Я опять покраснел до ушей, но на этот раз она, быть может, не заметила, так как я раскраснелся от махания веслами. Вообще черт знает что: когда нельзя краснеть, ты только это и делаешь; когда понимаешь, что должен быть на сто процентов серьезен, достаточно только подумать, что нельзя смеяться, и тебя душит смех, и ты уже не в силах совладать с собой, остается лишь выхватить носовой платок и сделать вид, будто сморкаешься.
Задыхаясь, подгреб к берегу, но когда не везет, то уж не везет. Лодка села на мель метрах в двух от суши. Я пересадил Айгара с цветами на свое место, встал ногами на переднюю банку, оттолкнулся и прыгнул, удерживая конец веревки в руке. Все было бы прекрасно, если бы эта чертова веревка не запуталась. На прыжке она дернула меня назад, и я оказался по щиколотку в воде. И хорошо еще, что так. Еще бы чуть, и я поставил бы личный рекорд в открытии купального сезона. Я шел к берегу и тащил за собой лодку и сам себе казался таким дураком, что расхохотался. Засмеялись и Айгар с девушкой, и неожиданно я почувствовал себя так необычайно легко и свободно, как пароход, вырвавшийся изо льдов.
Продолжая смеяться, я подал ей локоть, поскольку руки перепачкал, она оперлась и легко соскочила на берег, Айгар, как истый джентльмен, преподнес ей букетик калужницы, мы обменялись малозначащими фразами, она поблагодарила за перевоз, потому что в это время только дошла бы до моста, я сказал — не стоит благодарности, мне все равно пришлось бы плыть на эту сторону, она еще раз сказала спасибо и пошла вверх по тропинке, которая вела на шоссе. Там неподалеку была автобусная остановка.
Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга продолжает и развивает темы, затронутые в корпусе текстов книги Е. Кирьянова «В поисках пристанища без опоры» (Москва, «Энигма», 2016). В центре внимания автора — задача выявления действия Логоса на осознание личностью становящегося образа Бытия-для-себя. Выясняется роль парадокса и антиномии в диалектическом формировании онтологического качества сущего в подверженности его темпоральному воздействию возрастающего Логоса.
Свободолюбивая Сита и благоразумная Мэри были вместе с детства. Их связывала искренняя дружба, но позже разделила судьба. Сита стала женой принца из влиятельной индийской династии. Она живет во дворце, где все сияет роскошью. А дом Мэри – приют для беременных. Муж бросил ее, узнав, что она носит под сердцем чужого ребенка. Сите доступны все сокровища мира, кроме одного – счастья стать матерью. А династии нужен наследник. И ребенок Мэри – ее спасение. Но за каждый грех приходит расплата…
И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? Иов. 1: 9—11.
Все подростки похожи: любят, страдают, учатся, ищут себя и пытаются понять кто они. Эта книга о четырёх подругах. Об их юности. О том, как они теряли и находили, как влюблялись и влюбляли. Первая любовь, бессонные ночи — все, с чем ассоциируется подростковая жизнь. Но почему же они были несчастны, если у них было все?