Не спешите с харакири - [33]

Через несколько минут мы причаливаем в тихой закрытой бухточке. Японский сад спускается здесь почти к самому морю. В глубине его возвышается изумительное по красоте строение из бамбука. Надо думать, что это берлога одного из местных толстосумов. Мои конвоиры ведут меня к роскошному жилищу.

У меня возникает догадка, что оно принадлежит скромному владельцу яхты.

Один из двух моих церберов, тот, который, пожалуй, посимпатичнее, подгоняет огромный лимузин (не из Лимы, а из гаража, расположенного в двух шагах от бамбукового дворца) и Падекарбюратамамото толкает меня на заднее сидение автомобиля. Этот умник чертовски чтит указания своего хозяина и ни на один зуб (как сказал бы Берю) не оставляет меня.

— Это на центральной почте? — спрашивает он.

— Да..

Мы едем проселочной дорогой, благоухающей вереском, жасмином, хризантемой, гелиотропом, резедой, диким папоротником, увядающей греновилльской гвоздикой и лотосом (пользуясь случаем, хочу искренне поблагодарить своего школьного учителя ботаники, месье Парфюмье, а также подружек по школьной скамье, за непреходящие знания к области флоры и издаваемой ею ароматов).

Миновав двести двадцать два метра сорок один сантиметр этого райского уголка, мы выезжаем на трассу Кавазаки — Токио.

Все молчат. Рука Падекарбюратомамото вполне заменяет мне браслет. Я чувствую, как она квазибесповоротно покоится на моей руке. Откинувшись на мягкие подушки лимузина, я предаюсь размышлениям. Говорю себе: «А сейчас, мой дорогой Сан-Антонио, что может с тобой случиться? Что ты собираешься делать? (наедине с собой, я обращаюсь к себе на «ты»)».

Итак, мы скоро прибудем на почту. Естественно, там нет никакого письма на мое имя. Меж бесславно вернут на борт «Гасисветнетохана», а затем…

Я не осмеливаюсь рассматривать это «затем». Мы попали в руки типов, знающих толк в заплечных делах. Даже то, что я видел, оказалось весьма существенным и убедительным, и у меня нет ни малейшего сомнения в том, что они сдержат свои обещания, и ни малейшего желания участвовать в их играх по полной программе. Я мог бы рискнуть своей шкурой и попытаться рвануть когти, но тем самым я подписал бы смертный приговор великому человеку (вы поняли, что я имею в виду Александра-Бенуа Великого?). Представьте: инспектор Берюрье погиб при исполнении служебного задания. Да ещё какой смертью, японский бог! Старый стручок может обрезать ему уши сигарными ножницами или влить в него канистру бензина с кремнями для зажигалок, чтобы затем прикурить от его последнего вздоха. Что делать? Я собираюсь с мыслями, концентрируюсь и отравляю срочную телеграмму Всевышнему с уведомлением о получении и оплаченным ответом.

Но ответа все нет, а мы продолжаем свой путь. Вот и Токио. Мы проезжаем район старых немецких заводов «Бесштаяензаден-Куипокагорячкрупп» и минуем площадь Шитокрыто, в центре которой возвышается величественная статуя Никляду-Никзаду — изобретателя японской тачки с двойным карбюратором.

Наша телега останавливается перед солидным зданием. Приехали на базу, дорогие дамы-господа! Я принимаюсь насвистывать незатейливую песенку «Папа — китаец, мама — японка, великое счастье любого ребенка», ставшую шлягером у швейцарских акушеров. Мой наставник как будто прирос ко мне. Похоже, что он не знаком с взглядами ведущих педагогов, утверждающих, что «наставник не должен быть навязчивым».

Мы заходим в огромный зал с многочисленными окошечками. Под стеклянной крышей во всю бурлит почтовая жизнь, здесь стоит невообразимый сюм и гам (не шум, а именно сюм, так как «шу» у японцев произносится с легким присвистом).

Пара моих спутников окружает меня плотнейшим вниманием, сравнимым разве что с тем, которое вы уделили бы мадам Мишель Морган, если бы она соизволила прийти к вам в гости. Мои сторожевые псы ведут меня прямиком к окошку «до востребования». Как назло (для вас это было бы «к счастью»), у окошка ни души, — добро пожаловать, Сан-А! Меня встречает улыбкой распустившейся фиалки восхитительная японочка.

— Я должен получить письмо на свое имя, — говорю я ей по-английски.

И выплевываю ей свою имя, как младенец надоевшую ему манную кашу, так как у меня возникла идея, братцы!

— Извините, повторите, пожалуйста, — просит меня очаровательное дитя.

Я повторяю ей с ещё большим смаком.

— У вас есть с собой документы?

— Конечно, мисс!

Вот умничка, я бы, наверное, расцеловал её через окошко, не будь оно таким узкоглазым!

Наступил момент проверить вашу соображалку: сможете ли вы догадаться, зачем я затеял эту игру? Ну что, слабо?! Тогда слушайте: я невнятно произнес свое имя для того, чтобы девчушка попросила взглянуть на мои кептухи, прежде чем безуспешно искать несуществующее письмо в своей картотеке, ясно? А хотел этого я для того, чтобы дать себе логически обоснованный повод слегка приподнять руки. Падекарбюратомамото держит меня за левую руку чуть выше локтя. Смекаете? Так вот, чтобы достать документы из внутреннего левого кармана своего пиджака, я должен проделать следующие движения: поднять левую руку к левому лацкану, придержать его и слегка оттянуть, чтобы позволить правой руке попасть в карман. Ну как, врубаетесь? Если нет, то скажите — и я набросаю вам схемку. Говорите, не стоит? Тогда, о'кей!