Не спешите с харакири - [17]

— Я думаю, моя прелесть, что нам следует сходить за багажом покойника. Я хорошо знаком с подобными делами. Когда самолет приземлится, полиция сразу начнет следствие, а мы облегчим им работу.

Она соглашается. Я помогаю ей вынести черный чемодан харакирщика.

— А теперь не мешает заглянуть в него, — говорю я.

— Зачем? — пугается прелестное дитя (ее лицо принимает цвет чайной розы).

— Чтобы посмотреть, что в нем. Человек, который убивает себя в самолете, наверняка ненормальный. А у ненормального человека не может быть нормальный багаж, разве вы так не думаете, дорогая? Кстати, как ваше имя?

— Йо.

— Восхитительно! А что это значит?

— Ласточка, летящая в сияющие солнечные дали.

— С таким именем вам сам Бог велел быть стюардессой!

Развлекая ее приятным разговором, я обследую чемодан покойника. Это багаж честного человека: два костюма, белье, халат, набор туалетных принадлежностей. Я открываю его. Оттуда исходит исключительно восточный запах. В наборе — уйма маленьких флакончиков с духами и порошками, для купания. Послушайте, ребята, не станете же вы утверждать, что у легавых отсутствует нюх?! Так вот, вместо того, чтобы с чистой совестью закрыть набор, ваш бесподобный Сан-Антонио открывает флакон за флаконом и нюхает. Добравшись до последнего, я замечаю, что у него слишком толстое дно и стенки. Я открываю и разглядываю его. Он содержит желтоватую жидкость. И тут ваш славный Сан-Антонио, который знает буквально все, вдруг понимает, что это нитроглицерин. Въезжаете?

— Кажется, вы чем-то обеспокоены? — замечает очаровательная и проницательная стюардесса.

— Есть с чего, красавица. Позовите, пожалуйста, командира.

Малышка-японка смотрит на меня с таким удивлением, как если бы я был китайской тенью, но тем не менее выполняет просьбу.

Лохоямападмото являет свою афишу, а точнее, золотистую бульёнку в два притопа три прихлопа.

— Что-то еще случилось? — спрашивает он.

Я показываю ему флакон. Он протягивает руку, но я отстраняю её.

— С этим нельзя шутить, командир! Если вы прольете хоть каплю этой жидкости, то через секунду встретитесь с вашими предками!

— Почему?

— Потому что это нитроглицерин!

— Вы уверены?

— Абсолютно. Я не собираюсь вам доказывать это при помощи опыта, но можете поверить мне на слово.

— Что это значит?

Вместо ответа я смотрю на чемодан Фузи Хотьубе. К ручке прикреплены четыре бирки. На одной из них фамилия пассажира, а вот на трех остальных одна и та же надпись крупными буквами «Не кантовать!» на французском, английском и, как я полагаю, на японском.

Я, Сан-Антонио, прекрасно отдаю себе отчет в том, на что способна эта взрывчатка. Фузи Хотьубе запасся ею, чтобы замести следы. Мне представляется это так: в случае авиакатастрофы он хочет быть уверен, что самолет сгорел дотла. Врубаетесь?

От удара взрывчатка сдетонирует, и ищи-свищи! Значит, захаракиренный вез с собой что-то настолько важное, что ему не хотелось, чтобы это было обнаружено даже после его смерти. Я продолжаю свою маленькую гимнастику для мозгов под пристальным взглядом командира экипажа. Итак, эта экстраординарная мера была принята, и тем не менее он сделал себе харакири, не взорвав самолет. Почему? А потому, что он подумал, что все стало известно. Но что все? Вот в чем вопрос! Следовательно, сам факт раскрытия тайны меняет ход дела.

— Этот человек наверняка был сумасшедшим, — говорю я Лохоямападмото с целью удовлетворить его любопытство.

— Хорошо бы, командир, поскорее избавиться от этой взрывчатки!

— Закройте флакон, я немедленно займусь этим.

Я подхожу к иллюминатору и смотрю вниз. Мы пролетаем над бескрайней равниной.

— Эту штуковину опасно бросать на землю. Нужно дождаться, когда мы будем пролетать над морем… Командир качает головой.

— Это не имеет значения, — говорит он, осторожно забирая у меня флакон, — мы пролетаем над Китаем…

Я слегка озадачен. Но, в конце концов, так как под нами рисовые поля…

Я возвращаюсь на свое место. Тайна становится все более непроницаемой.

Глава 5

— У японских таможенников втрое расширяется разрез глаз, когда мы проходим мимо них с небритыми физиономиями, руками и цветом лица более свинцовым, чем гроб посла, погибшего за границей при исполнении служебных обязанностей. Один из них — сухарик желтый, как перезревший стручок фасоли, — спрашивает нас на скрипучем французском, почему у нас нет багажа. Я объясняю ему, что с нами случился облом прямо перед вылетом фанеры из Парижа. Наше такси перевернулось. Вещи находились в багажнике, замок которого заклинило, и т. д. и т. п.

В конце концов, мы выбираемся из аэропорта и садимся в тачку. Ее шофер — старый бонза, который мог бы вполне сойти за китайца, если бы не был японцем. Я прошу его довезти нас до токийского Галери Лафайет12 Он не сечет по-французски, но сносно болтает по-английски, благодаря чему мы находим взаимопонимание.

Берю угрюмо пасет по сторонам.

— Я думал, что Япония похожа на доску для игры в лото, — говорит он — А здесь здорово смахивает на Асньер13 ты не находишь?

— Отнюдь. Здесь ведь домики из картона, Толстяк.

— Значит, на картонный Асньер! — поправляется Берюрье. — Обалдеть, сколько здесь народа! Наверняка, их не было всех в Хиросиме в тот день, когда америкашки фуганули на нее фотку с Ритой Хаворт!