Не считая собаки - [63]

– Вы нас перевернете, – заявил я, засовывая саквояж под банку. – Не двигайтесь, мы вас втянем.

– Да я уже раз десять так делал, – отмахнулся он и забросил ногу.

Мы чуть не черпнули бортом. Сирил, завернутый в плед, запутался в лапах, пытаясь удержаться, и груда багажа на носу угрожающе закачалась.

– Никогда еще никого не переворачивал, – заверил Теренс.

– Подождите, я по крайней мере вес распределю. – Я отпихнул портплед на место. – Профессор, перейдите сюда, будьте любезны. А ты сидеть, место! – скомандовал я Сирилу, который, волоча за собой плед, шагнул посмотреть, как у нас дела.

– Главное – правильно ухватиться, – сообщил Теренс, передвигая руку.

– Стойте! – крикнул я. – Осторожно…

Теренс перекинул ногу через борт, подтянулся и повис животом на кромке.

– Самому Господу не под силу потопить этот корабль, – пробормотал я, придерживая багаж.

– Весь секрет в равновесии. – Теренс перевалился в лодку. – Вот, видите? – торжествуя, возвестил он. – Пара пустяков.

И лодка затонула.

Как мы добрались до берега, не знаю. Помню, как на меня ехал портплед, словно рояль на палубе «Титаника», а потом захлестывающая волна и попытки вцепиться в спасательный круг, который оказался Сирилом, камнем идущим ко дну, и снова барахтанье в волнах, и вынос утопающего на плече, а потом мы все валимся на берег, хватая воздух ртом, и с нас льет ручьями.

Сирил пришел в себя первым. Шатаясь, поднялся на ноги, отряхнулся, окатив нас дождем брызг, и тогда Теренс сел на песке, устремляя взор на опустевшие воды.

– «И вот уже судно сквозь ночь и мглу, словно призрак, цепями гремя, летит на Нормандский риф…»[30], – процитировал он.

– Naufragium sibi quisque facit[31], – провозгласил профессор.

Теренс не сводил глаз с темной глади.

– Все кончено, – произнес он, в точности как леди Астор, а я вскочил, опомнившись, и кинулся в воду. Поздно, наше судно бесследно кануло.

Едва заметная волна лизала наполовину выброшенное на берег весло, а посреди реки покачивался профессорский чайник – единственные останки кораблекрушения. Никакого саквояжа.

– «И налетел ураган лихой, обрушился на корабль, – продекламировал Теренс. – Сорвал шкипер трос с расколовшейся реи и к мачте дочь привязал».

У Принцессы Арджуманд не было ни малейшего шанса на спасение. Из саквояжа под банкой… Если бы я выпустил ее, когда она замяукала, если бы рассказал Теренсу о находке, если бы перебросился куда нужно и голова работала получше…

– «Потрясенно смотрел на заре рыбак на кипящий морской прибой, – продолжал Теренс. – Мачту с привязанной юной девой несло штормовой волной…»

Я повернулся сказать ему, чтобы прекратил, и увидел белеющую позади нас беседку, куда предполагалось вернуть кошку.

Вернул, молодец. Довершил черное дело, начатое дворецким. Только в этот раз Верити-спасительницы поблизости не оказалось.

– «Соленым льдом одетая грудь, соленые слезы в глазах», – нараспев читал Теренс.

Я посмотрел на беседку. Принцесса Арджуманд, спрятанная в корзине для пикника, едва не попала под поезд, едва не кувырнулась в Темзу, ее сшибали и Сирил, и профессор, но каждый раз она избегала смерти – чтобы в конце концов утонуть здесь. Может, Ти-Джей не ошибся, и ей суждено было утонуть вопреки всем вмешательствам? Такова судьба. История самокорректируется.

А может, Принцесса попросту исчерпала отмеренные ей девять жизней. За последние четыре дня по крайней мере пять использованных я насчитаю без труда.

Хорошо бы дело оказалось в этом, а не в моем безобразном разгильдяйстве. Но вряд ли. И вряд ли так подумает Верити. Ради этой кошки она не побоялась рискнуть собой и навлечь гнев мистера Дануорти. «Вы не посмеете ее утопить», – сказала она. Так что вряд ли удастся свалить все на историческую самокоррекцию.

Меньше всего на свете я хотел бы встретиться с Верити при таких обстоятельствах, но другого пути нет. Сирил, даром что отряхнулся, все равно мокрый как губка, и профессор Преддик тоже, а Теренс явно промерз до костей.

– «Вот так и погибла “Геспер”, – неразборчиво декламировал он, отчаянно стуча зубами. – В полночный шторм и буран».

Необходимо обсушиться и переодеться, а других домов, кроме Мачингс-Энда, поблизости не видно. Значит, придется будить хозяев и просить пристанища, даже если в итоге нужно будет отчитываться перед Тосси, отыскалась ли ее «дуся-пуся Жужу». Даже если это чревато объяснением с Верити.

– Пойдемте. – Я взял Теренса под локоть. – Попросимся в дом.

Он не тронулся с места.

– «Упаси нас, Господи, смерть принять, как она, у Норманнских скал». Теперь Джавиц сдерет с нас пятьдесят фунтов.

– Об этом побеспокоимся позже, – заявил я. – Идемте. Давайте сперва постучим вон в те стеклянные двери – под ними виднеется полоска света.

– Я не могу в таком виде предстать перед родными возлюбленной, – поежился Теренс. – Без пиджака…

– Вот. – Я снял свой блейзер и выжал. – Возьмите мой. Они закроют глаза на то, что вы не одеты к ужину. Как-никак мы потерпели кораблекрушение.

Хлюпая на каждом шагу, ко мне подошел профессор.

– Я спас часть багажа. – Он вручил мне саквояж. – Однако все мои образцы, боюсь, пропали безвозвратно. И белый Ugubio fluviatilis, увы.